Как читатели, должно быть, помнят, Герцогство Пруссия появилось на свет в результате секуляризации Тевтонского Ордена.
Поскольку секуляризацией занимался непосредственно Гроссмейстер Ордена, она прошла легко и непринужденно. Жечь братьев на кострах за поклонение Бафомету не понадобилось, устраивать религиозные войны - тоже, и даже разводиться не пришлось (за тем, что Гроссмейстеру женату быть невместно), а пришлось, наоборот, жениться.
Более того, почти не сменились люди, находящиеся у власти. Обычно просто менялось наименование ведомства и должностей, а люди оставались те же самые.
Правительство герцогства образовывалось четырьмя верховными советниками, впоследствии называемыми статскими министрами (государственными министрами). Ими стали обермаршал, обербургграф, ландхофмейстер и канцлер. Их ведомство, именуемое Верховным советом, или Государственным министерством, находилось в северном крыле замка. В 1542 году Альбрехт вынужден был признать основополагающий принцип индигената для верховных советников. Они должны были быть прусского дворянского происхождения, их родным языком должен был быть немецкий.
После советника вторым высшим должностным лицом в администрации был секретарь. После Кристофа Гаттенхофена этот пост 40 лет занимал Бальтазар Ганс. К придворным чиновникам относились и казначеи, сменившие орденских сборщиков податей.
Став приверженцем лютеранства, епископ Самландский Поленц отказался от светской власти в епископстве. Все епископские земли перешли в ведение герцогской администрации. Вместо соборного капитула появилась консистория в качестве государственного ведомства. Кафедральный собор более не являлся епископской церковью, но оставался местом захоронения герцогов, а позднее стал университетской церковью и самым именитым храмом города. Первым евангелическим соборным пастором стал Брисманн; в 1546 году ему также поручили управление бывшим епископством, присвоив ему чин "президента консистории". Сам Собор вместе со всем районом, в котором жило духовенство, включили в состав города Кнайпхофа. Покровительство над Альтштадтской церковью после ликвидации соборного капитула перешло в руки правителя страны. Однако Альтштадту передали госпиталь "К Святому Духу". Городской госпиталь святого Георга утратил свой церковный характер и стал приютом для вышедших в отставку государственных чиновников. На территории крепости осталась только Замковая церковь, другие духовные учреждения секуляризировали. Орденские фирмарии закрыли, церковь Кройцкирхе преобразовали в герцогскую литейную, госпиталь святой Елизаветы в Закхайме закрыли.
Само собой разумеется, что и монастыри прекратили своё существование, то же относится и к дому бегинок. Потеря множества благотворительных учреждений компенсировалась щедрыми пожертвованиями герцога. В благодарность за то, что он и его супруга оправились от "английской потовой горячки" – эпидемии, свирепствовавшей в 1529 году в Пруссии, Альбрехт 15 октября того же года основал в бывшем женском монастыре "Большой госпиталь", который щедро обставили конфискованным в церквах имуществом.
Созданием Большого госпиталя была завершена церковная реформа. Отныне в Кенигсберге существовало только семь церквей: три старые городские – для жителей трёх городов, Замковая – для жителей Замковой слободы, госпитальная – для больных в госпитале, и две небольшие церкви – святого Николая в Штайндамме и святой Елизаветы в Закхайме. Последние две не являлись приходскими, поскольку жители слобод состояли в общинах городских церквей. Они должны были проводить богослужения для не говорящих на немецком. Характерным убеждением Реформации было то, что каждый человек имеет право слушать Евангелие на родном языке. Проживавшие в Кенигсберге пруссы, должно быть, все понимали по-немецки. Нет сведений о том, чтобы в городе когда-либо велись проповеди на прусском языке или чтобы немецкую проповедь переводили бы на их родной язык. Прусский катехизис, напечатанный в 1545 году издателем Вайнрайхом в Кенигсберге, предназначался для проповедников сельских общин. Людей же, говоривших на литовском и польском языках, в Кенигсберге было много. Меньшая их часть проживала там постоянно. Большинство же прибывало в город в качестве торговцев и сплавщиков леса на ярмарки и праздники, останавливаясь здесь лишь на некоторое время. В основном они приезжали сюда не из Польши и Литвы, а из районов Пруссии, населённых мазурами и литовцами.
Для евангелической церкви, как уже сказано, естественным принципом заботы о спасении души было чтение проповедей на родном языке прихожан. Поэтому Штайндаммскую церковь в то время перестроили и назначили сюда так называемого польского проповедника. Церковь была бедной, она не имела своей епархии и, соответственно, доходов. Читали здесь проповеди и по-литовски. Литовским проповедником в конце 16 столетия был Иоганн Бретке (по-литовски Янас Бреткунас), известный больше своими сочинениями на литовском языке. Использование одной церкви двумя общинами, да к тому же с сильно колебавшимся числом прихожан, приводило к неблагоприятным ситуациям. Иногда сутолока была настолько большой, что священник не мог понять собственных слов. Поляки хотели эту церковь иметь только для себя и добились этого после смерти Бретке. Литовцы получили в 1603 году бывшую церковь святой Елизаветы в Закхайме. Первым „литовским" священником стал Лацарус Зенгшток, родившийся в Любеке и выучивший литовский язык в Мемеле, будучи там капелланом.
Для проживавшей во всех трёх городах и говорившей на польском и литовском языках челяди каждые две недели проводилась обедня в соборе и в Альтштадтской церкви. В XVIII веке её перестали проводить, так как нужда в ней отпала. Иноязычные богослужения всегда являлись инициативой церковной власти. Польского или литовского братства или другой корпорации, которая бы выступала в качестве носителя их общественного сознания, в Кенигсберге никогда не существовало.
Город Кенигсберг лежал на середине пути, который вёл из Данцига (Гданьск) через залив Фришес-гафф, реки Прегель и Мемель в Каунас. Городу Данцигу, благодаря опыту, богатству и большой активности его купцов, ещё долго принадлежало первенство на этом пути, хотя доля кёнигсбергских купцов в товарообороте после закрытия Орденского Торгового двора увеличилась, так как герцогская администрация самостоятельно торговлей не занималась. Ассортимент товаров также остался прежним, увеличился лишь ввоз леса из Литвы. Неоднократные попытки герцога создать прусский военный флот встречали упорное сопротивление купечества. Тот флот, что базировался в Кенигсберге и в укрепленном с 1550 года Пиллау, состоял лишь из нескольких кораблей, выполнявших и торговые рейсы. Он никогда не участвовал в морских сражениях и бесславно пришёл в упадок. Ведущее место в прибалтийской торговле, наряду с купцами из Данцига, принадлежало голландцам. Эти приезжие, сначала голландцы, а затем англичане и французы, бежали от преследований за веру, но были не лютеранами, как кёнигсбержцы, а кальвинистами. Правда, действовал старый принцип – гость не торгует с гостем, но чужестранцам удавалось обойти его, пользуясь услугами фирм местных купцов, рассматривая их не в качестве партнёров, а в качестве посредников, так как им выплачивались комиссионные.
Примерно в середине века из всех заходивших в Кенигсберг торговых судов лишь четвёртая часть ходила под голландским флагом, однако на её долю приходилась почти половина обрабатываемого груза. Очень скоро голландские купцы стали жить в лучших домах Кнайпхофской Ланггассе. Герцог защищал их от всех нападок. Когда муниципалитет Кнайпхофа в 1538 году бросил нескольких голландцев в тюрьму, лишив их гражданских прав, герцог написал следующие слова: „Давайте жить с этой нацией, как и с другими, в равенстве, как это было с древних времён, с тем, чтобы не возникало разобщения наций".
Равноправие наций уже тогда было принципом герцогской администрации (совершенно не разделявшимся патрициатом городов). Помимо уже упомянутых голландцев при герцогском дворе, торговых представителей и самих купцов, в Кенигсберге находилось также большое количество нидерландских ремесленников: бондарей, красильщиков, суконщиков, ткачей. Они привозили со своей родины разнообразные методы и навыки работы, не известные в Пруссии. Это являлось причиной многих ссор с местными мастерами.
Удобным средством ведения борьбы с неугодными конкурентами было подозрение голландцев в ереси. Лёбенихтскому пастору, к общине которого принадлежали нидерландские купцы, жившие в Россгартене, в 1543 году вменили в обязанность проэкзаменовать их на предмет истинной веры. В случае выявления отклонений от верного учения и если они не отказывались от своих убеждений, купцов изгоняли. Ещё в 1559 году герцог запретил всем гражданам сдавать жильё голландцам, если президент консистории не удостоверил их истинной веры. Не случайно именно в Россгартене проживало множество голландцев: этот пригород заложили специально для них. Россгартен, по свидетельству Хеннебергера, до 1539 года не застраивался; за исключением трактира и нескольких амбаров, здесь ничего не было. Начиная с 1540 года, герцог приступил к планомерной застройке пригорода, который сначала назывался „Нойе Хубен", а позднее получил название Россгартен. Участок за участком герцог отдавал придворной прислуге и свободным мастерам за воротами Кройцтор, разделявшими Россгартен и свободные земли замка. Уже в 1542 году он смог основать новую слободу, дав ей устав. Примерно в 1550 году в Кенигсберг переселились сыромятники, принёсшие более тонкий способ дубления кож. Они поселились на склоне, тянувшемся от Россгартена к пруду Шлосстайх, и жили под герцогским покровительством. Их ремесло требовало много воды. Поэтому дубильни построили у пруда. Улица сыромятников Вайсгерберштрассе была названа в их честь. Лишь после сооружения моста через пруд Шлосстайх в 1753 году она стала магистральной. В 1556 году Россгартен получил устав общины, а в 1576 году – печать с изображением белого коня, пасущегося на зелёной траве.
Значительно ниже голландцев в социальной структуре находились шотландцы. В качестве старьёвщиков, мелких торговцев и разносчиков они уже во времена Ордена давали в Пруссии повод для многочисленных санкций. Шотландцы стали проникать в низшие слои населения Кенигсберга, их презирали, питали к ним недоверие, но вынужденно терпели. Так как им не разрешалось покупать дома, то жили они в каморках и подвалах, поэтому их называли ещё „подвальными шотландцами". Если они продавали с лотка или вразнос, то их называли "паудельпоттен", т. е. шотландцы-коробейники. Эти люди, всеми презираемые и подозреваемые в ереси, держались особенно сплочённо.
Как это часто бывает в истории, именно Реформация, проведенная герцогом Альбрехтом, на склоне его дней практически уничтожила его.
В ЖЖ
http://bigbeast-kd.livejournal.com/79335.html
Следующий пост, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
Поскольку секуляризацией занимался непосредственно Гроссмейстер Ордена, она прошла легко и непринужденно. Жечь братьев на кострах за поклонение Бафомету не понадобилось, устраивать религиозные войны - тоже, и даже разводиться не пришлось (за тем, что Гроссмейстеру женату быть невместно), а пришлось, наоборот, жениться.
Более того, почти не сменились люди, находящиеся у власти. Обычно просто менялось наименование ведомства и должностей, а люди оставались те же самые.
Правительство герцогства образовывалось четырьмя верховными советниками, впоследствии называемыми статскими министрами (государственными министрами). Ими стали обермаршал, обербургграф, ландхофмейстер и канцлер. Их ведомство, именуемое Верховным советом, или Государственным министерством, находилось в северном крыле замка. В 1542 году Альбрехт вынужден был признать основополагающий принцип индигената для верховных советников. Они должны были быть прусского дворянского происхождения, их родным языком должен был быть немецкий.
После советника вторым высшим должностным лицом в администрации был секретарь. После Кристофа Гаттенхофена этот пост 40 лет занимал Бальтазар Ганс. К придворным чиновникам относились и казначеи, сменившие орденских сборщиков податей.
Став приверженцем лютеранства, епископ Самландский Поленц отказался от светской власти в епископстве. Все епископские земли перешли в ведение герцогской администрации. Вместо соборного капитула появилась консистория в качестве государственного ведомства. Кафедральный собор более не являлся епископской церковью, но оставался местом захоронения герцогов, а позднее стал университетской церковью и самым именитым храмом города. Первым евангелическим соборным пастором стал Брисманн; в 1546 году ему также поручили управление бывшим епископством, присвоив ему чин "президента консистории". Сам Собор вместе со всем районом, в котором жило духовенство, включили в состав города Кнайпхофа. Покровительство над Альтштадтской церковью после ликвидации соборного капитула перешло в руки правителя страны. Однако Альтштадту передали госпиталь "К Святому Духу". Городской госпиталь святого Георга утратил свой церковный характер и стал приютом для вышедших в отставку государственных чиновников. На территории крепости осталась только Замковая церковь, другие духовные учреждения секуляризировали. Орденские фирмарии закрыли, церковь Кройцкирхе преобразовали в герцогскую литейную, госпиталь святой Елизаветы в Закхайме закрыли.
Само собой разумеется, что и монастыри прекратили своё существование, то же относится и к дому бегинок. Потеря множества благотворительных учреждений компенсировалась щедрыми пожертвованиями герцога. В благодарность за то, что он и его супруга оправились от "английской потовой горячки" – эпидемии, свирепствовавшей в 1529 году в Пруссии, Альбрехт 15 октября того же года основал в бывшем женском монастыре "Большой госпиталь", который щедро обставили конфискованным в церквах имуществом.
Созданием Большого госпиталя была завершена церковная реформа. Отныне в Кенигсберге существовало только семь церквей: три старые городские – для жителей трёх городов, Замковая – для жителей Замковой слободы, госпитальная – для больных в госпитале, и две небольшие церкви – святого Николая в Штайндамме и святой Елизаветы в Закхайме. Последние две не являлись приходскими, поскольку жители слобод состояли в общинах городских церквей. Они должны были проводить богослужения для не говорящих на немецком. Характерным убеждением Реформации было то, что каждый человек имеет право слушать Евангелие на родном языке. Проживавшие в Кенигсберге пруссы, должно быть, все понимали по-немецки. Нет сведений о том, чтобы в городе когда-либо велись проповеди на прусском языке или чтобы немецкую проповедь переводили бы на их родной язык. Прусский катехизис, напечатанный в 1545 году издателем Вайнрайхом в Кенигсберге, предназначался для проповедников сельских общин. Людей же, говоривших на литовском и польском языках, в Кенигсберге было много. Меньшая их часть проживала там постоянно. Большинство же прибывало в город в качестве торговцев и сплавщиков леса на ярмарки и праздники, останавливаясь здесь лишь на некоторое время. В основном они приезжали сюда не из Польши и Литвы, а из районов Пруссии, населённых мазурами и литовцами.
Для евангелической церкви, как уже сказано, естественным принципом заботы о спасении души было чтение проповедей на родном языке прихожан. Поэтому Штайндаммскую церковь в то время перестроили и назначили сюда так называемого польского проповедника. Церковь была бедной, она не имела своей епархии и, соответственно, доходов. Читали здесь проповеди и по-литовски. Литовским проповедником в конце 16 столетия был Иоганн Бретке (по-литовски Янас Бреткунас), известный больше своими сочинениями на литовском языке. Использование одной церкви двумя общинами, да к тому же с сильно колебавшимся числом прихожан, приводило к неблагоприятным ситуациям. Иногда сутолока была настолько большой, что священник не мог понять собственных слов. Поляки хотели эту церковь иметь только для себя и добились этого после смерти Бретке. Литовцы получили в 1603 году бывшую церковь святой Елизаветы в Закхайме. Первым „литовским" священником стал Лацарус Зенгшток, родившийся в Любеке и выучивший литовский язык в Мемеле, будучи там капелланом.
Для проживавшей во всех трёх городах и говорившей на польском и литовском языках челяди каждые две недели проводилась обедня в соборе и в Альтштадтской церкви. В XVIII веке её перестали проводить, так как нужда в ней отпала. Иноязычные богослужения всегда являлись инициативой церковной власти. Польского или литовского братства или другой корпорации, которая бы выступала в качестве носителя их общественного сознания, в Кенигсберге никогда не существовало.
Город Кенигсберг лежал на середине пути, который вёл из Данцига (Гданьск) через залив Фришес-гафф, реки Прегель и Мемель в Каунас. Городу Данцигу, благодаря опыту, богатству и большой активности его купцов, ещё долго принадлежало первенство на этом пути, хотя доля кёнигсбергских купцов в товарообороте после закрытия Орденского Торгового двора увеличилась, так как герцогская администрация самостоятельно торговлей не занималась. Ассортимент товаров также остался прежним, увеличился лишь ввоз леса из Литвы. Неоднократные попытки герцога создать прусский военный флот встречали упорное сопротивление купечества. Тот флот, что базировался в Кенигсберге и в укрепленном с 1550 года Пиллау, состоял лишь из нескольких кораблей, выполнявших и торговые рейсы. Он никогда не участвовал в морских сражениях и бесславно пришёл в упадок. Ведущее место в прибалтийской торговле, наряду с купцами из Данцига, принадлежало голландцам. Эти приезжие, сначала голландцы, а затем англичане и французы, бежали от преследований за веру, но были не лютеранами, как кёнигсбержцы, а кальвинистами. Правда, действовал старый принцип – гость не торгует с гостем, но чужестранцам удавалось обойти его, пользуясь услугами фирм местных купцов, рассматривая их не в качестве партнёров, а в качестве посредников, так как им выплачивались комиссионные.
Примерно в середине века из всех заходивших в Кенигсберг торговых судов лишь четвёртая часть ходила под голландским флагом, однако на её долю приходилась почти половина обрабатываемого груза. Очень скоро голландские купцы стали жить в лучших домах Кнайпхофской Ланггассе. Герцог защищал их от всех нападок. Когда муниципалитет Кнайпхофа в 1538 году бросил нескольких голландцев в тюрьму, лишив их гражданских прав, герцог написал следующие слова: „Давайте жить с этой нацией, как и с другими, в равенстве, как это было с древних времён, с тем, чтобы не возникало разобщения наций".
Равноправие наций уже тогда было принципом герцогской администрации (совершенно не разделявшимся патрициатом городов). Помимо уже упомянутых голландцев при герцогском дворе, торговых представителей и самих купцов, в Кенигсберге находилось также большое количество нидерландских ремесленников: бондарей, красильщиков, суконщиков, ткачей. Они привозили со своей родины разнообразные методы и навыки работы, не известные в Пруссии. Это являлось причиной многих ссор с местными мастерами.
Удобным средством ведения борьбы с неугодными конкурентами было подозрение голландцев в ереси. Лёбенихтскому пастору, к общине которого принадлежали нидерландские купцы, жившие в Россгартене, в 1543 году вменили в обязанность проэкзаменовать их на предмет истинной веры. В случае выявления отклонений от верного учения и если они не отказывались от своих убеждений, купцов изгоняли. Ещё в 1559 году герцог запретил всем гражданам сдавать жильё голландцам, если президент консистории не удостоверил их истинной веры. Не случайно именно в Россгартене проживало множество голландцев: этот пригород заложили специально для них. Россгартен, по свидетельству Хеннебергера, до 1539 года не застраивался; за исключением трактира и нескольких амбаров, здесь ничего не было. Начиная с 1540 года, герцог приступил к планомерной застройке пригорода, который сначала назывался „Нойе Хубен", а позднее получил название Россгартен. Участок за участком герцог отдавал придворной прислуге и свободным мастерам за воротами Кройцтор, разделявшими Россгартен и свободные земли замка. Уже в 1542 году он смог основать новую слободу, дав ей устав. Примерно в 1550 году в Кенигсберг переселились сыромятники, принёсшие более тонкий способ дубления кож. Они поселились на склоне, тянувшемся от Россгартена к пруду Шлосстайх, и жили под герцогским покровительством. Их ремесло требовало много воды. Поэтому дубильни построили у пруда. Улица сыромятников Вайсгерберштрассе была названа в их честь. Лишь после сооружения моста через пруд Шлосстайх в 1753 году она стала магистральной. В 1556 году Россгартен получил устав общины, а в 1576 году – печать с изображением белого коня, пасущегося на зелёной траве.
Значительно ниже голландцев в социальной структуре находились шотландцы. В качестве старьёвщиков, мелких торговцев и разносчиков они уже во времена Ордена давали в Пруссии повод для многочисленных санкций. Шотландцы стали проникать в низшие слои населения Кенигсберга, их презирали, питали к ним недоверие, но вынужденно терпели. Так как им не разрешалось покупать дома, то жили они в каморках и подвалах, поэтому их называли ещё „подвальными шотландцами". Если они продавали с лотка или вразнос, то их называли "паудельпоттен", т. е. шотландцы-коробейники. Эти люди, всеми презираемые и подозреваемые в ереси, держались особенно сплочённо.
Как это часто бывает в истории, именно Реформация, проведенная герцогом Альбрехтом, на склоне его дней практически уничтожила его.
В ЖЖ
http://bigbeast-kd.livejournal.com/79335.html
Следующий пост, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
Комментариев нет:
Отправить комментарий