Поскольку никаких органов юстиции у пиратов не существовало, суд и приговор вершились самими пиратами. В зависимости от тяжести нарушения, пирата могли изгнать из команды, «маронировать» или «осудить на высадку» ( то есть оставить на необитаемом острове с ружьем, небольшим запасом пороха, свинца и воды). За пьянство, неповиновение командиру, самовольную отлучку с поста в мирной обстановке могли наказать лишением доли в добыче, в боевой - смертью. Виновного в вероломном убийстве (то есть не давшего другому пирату возможности зарядить ружье, или напавшего со спины) привязывали к дереву, и он сам выбирал, кто именно покончит с его трижды никчемной жизнью. Когда в 1697 году во время грабежа французскими флибустьерами испанского города Картахена двое из них нарушили приказ о прекращении беспорядков и изнасиловали несколько горожанок, преступников схватили и приговорили к расстрелу. И хотя сами пострадавшие просили простить провинившихся, последние были расстреляны на глазах у всех жителей.
Любое важное решение принималось только после обсуждения на совете (сходке) большинством голосов. Капитан избирался из числа наиболее храбрых и удачливых моряков, но власть его была ограничена: флибустьеры беспрекословно подчинялись ему только во время боя. Капитан ел за общим столом ту же пищу, что и вся его команда до юнги включительно. Только в знак уважения ему могли приготовить и подать особое блюдо. Если же капитан оказывался трусом, неумехой, слабаком или иным способом терял уважение команды, его смещали. Это было не так уж плохо, поскольку не пользующийся авторитетом капитан рисковал и сам погибнуть от рук своих буйных подчиненных, и в конец развалить дисциплину на корабле, что грозило гибелью уже всем остальным.
Хотя на борту запрещались игры в карты и кости, драки и визиты дам легкого поведения, бандитская натура в любой момент могла взять свое. Например, однажды кто-то из команды спьяну оскорбил капитана Бартоломью Робертса. Тот убил обидчика на месте. Один из присутствующих при этом пиратов стал возмущаться — Робертс ударил его саблей. Раненый, рассвирепев, бросился на капитана, команда немедленно разделилась на две партии, и тут уже чуть было не вспыхнуло настоящее сражение, но жадность взяла свое: без опытного капитана не видать богатой добычи! Отыгрались на мятежнике: его приговорили к порке, и, когда рана зажила, каждый член экипажа нанес ему по два удара. Наказанный, естественно, не признал себя виновным и искал случая отомстить. Он уговорил лейтенанта Томаса Анстиса отделиться от Робертса и принять на себя командование захваченной бригантиной. Но его месть не удалась: пираты устроили контрзаговор и ночью убили Анстиса прямо в койке выстрелом из пистолета в голову.
Для поддержания дисциплины капитан пиратского судна часто имел осведомителей, сообщавших о настроении команды. Знаменитый Эдвард Тич по прозвищу «Черная Борода», писал в судовом журнале: «Ром кончился, наша компания в дьявольском замешательстве. Ведутся разговоры об отделении». Только когда удалось захватить судно с большим запасом ликера, Тич смог записать: «Снова все идет хорошо».
Самой большой проблемой было заставить пиратов выполнять хоть какую-то работу. Одного капитана тут явно не хватало, и ему помогал квартирмейстер. Его тоже выбирала команда, как необходимый противовес капитанской власти. В мирной обстановке распоряжениям квартирмейстера по некоторым вопросам должен был следовать и капитан. Квартирмейстер же хранил "общак" до раздела. Однако часто даже соединенные усилия капитана и квартирмейстера не могли выгнать пиратов на работу. Уильям Дампир, описывая трехмесячное бесплодное крейсерство флибустьеров у берегов Панамского перешейка, отмечал: «Это были унылейшие создания... И хотя погода была плохой, что требовало многих рук наверху, большая часть из них слезала с гамаков только для того, чтобы поесть или справить нужду».
Флибустьеры не были жестко привязаны к какому-либо кораблю и могли сойти на берег, где хотели, либо перейти на другое судно, команда которого соглашалась принять их. В обычной жизни каждый из них творил, что хотел, оглядываясь лишь на обычаи. Тот же Дампир упоминает, что каждый делал, что хотел, не спрашивая, приятно ли это его товарищу. Иные из них пели и плясали, в то время как другие тщетно пытались уснуть, однако такого рода неудобства нужно было переносить без ропота.
Перед боем флибустъеры обычно обнимались в знак братского согласия или, взявшись за руки, клялись стоять друг за друга до самой смерти. Если вы думаете, что это была показуха, то зря. В суровом пиратском мире практически невозможно было выжить в одиночку. Каждый пират должен был найти себе компаньона, отношения с которым строились на основе взаимопомощи. Этот обычай у французов назывался «матлотажем» (le matelotage — морская практика). Флибустьеры под «матлотажем» понимали практику взаимопомощи, которая охватывала всех членов команды. Помощь оказывалась в виде займа. На человеке, получившем заем, после возврата лежала обязанность помочь бывшему кредитору, а именно — дать последнему, в свою очередь, заем, когда у него возникала нужда в этом. Компаньоны нередко совместно владели имуществом и должны были заботиться друг о друге в случае ранения или болезни одного из них.
Эксквемелин свидетельствует:
«Пираты очень дружны и во всем друг другу помогают. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги». И далее: «Друг к другу пираты относились заботливо. Кто ничего не имеет, может рассчитывать на поддержку товарищей».
Конфликты между флибустьерами улаживались с помощью дуэлей. Так как на борту судна дуэли были запрещены, противники сходили на берег, имея при себе ружья или пистолеты и ножи. Роль секунданта исполнял квартирмейстер. Дрались обычно до первой крови.
Захваченная в походе добыча сначала поступала в общую собственность команды, а после дележа переходила в собственность и распоряжение отдельных лиц. Чтобы при дележе не было обмана, каждый, от капитана до юнги, должен был поклясться на Библии, что не возьмет ни на грош больше того, что ему причитается. Если кто-то был уличен в ложной клятве, то его лишали причитающейся ему доли добычи в пользу остальной команды «или ее отдавали в виде дара какой-нибудь часовне». Часть добычи, которая приходилась на долю павших в бою, передавалась их товарищам (мателотам) или родственникам. Если два или более кораблей совершали рейд в консорте, вся добыча делилась между ними. Предполагалось, что доля каждого корабля должна быть пропорциональна размеру его команды, но между кораблями-консортами часто возникали споры по этому поводу. Меньшая по количеству команда хотела, чтобы добыча делилась поровну между судами. В 1698 году две корабельные команды отказались делиться добытым с командой «Пеликана» — третьего корабля в консорте — потому, что он не принимал участия в захвате трофеев.
Флибустьеры, как правило, производили дележ награбленного на островках южнее Кубы и на острове Ла-Вака. Бедные или плохого качества трофейные суда либо отпускали, либо сжигали, а богатые и добротные суда забирали себе и отводили на свои базы — в Порт-Ройял, на Тортугу или в Пти-Гоав на Эспаньоле. Пленных, за которых не надеялись получить выкуп, высаживали на берег при первой возможности (чтобы не кормить), но двух-трех оставляли, рассчитывая в последствии продать или использовать в качестве слуг. После нескольких лет добросовестной службы их иногда отпускали.
После удачного похода, вернувшись на Тортугу, в Порт-Ройял или Пти-Гоав, флибустьеры устраивали грандиозные кутежи. На упреки отвечали однозначно: «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты — какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное — это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении». Естественно, вся система развлечений на Тортуге, в Пти-Гоаве и в Порт-Ройяле была рассчитана на то, чтобы в кратчайшие сроки выудить из пиратских кошельков награбленные деньги и драгоценности. Этой цели служили многочисленные питейные заведения, игорные и публичные дома. Среди трактирщиков у пиратов был кредит, однако тех, кто не мог расплатиться с долгами, на несколько лет продавали в рабство или сажали в долговую тюрьму. Поэтому после неудачных походов флибустьеры предпочитали не возвращаться на старую базу, а искали для себя новое убежище.
Любое важное решение принималось только после обсуждения на совете (сходке) большинством голосов. Капитан избирался из числа наиболее храбрых и удачливых моряков, но власть его была ограничена: флибустьеры беспрекословно подчинялись ему только во время боя. Капитан ел за общим столом ту же пищу, что и вся его команда до юнги включительно. Только в знак уважения ему могли приготовить и подать особое блюдо. Если же капитан оказывался трусом, неумехой, слабаком или иным способом терял уважение команды, его смещали. Это было не так уж плохо, поскольку не пользующийся авторитетом капитан рисковал и сам погибнуть от рук своих буйных подчиненных, и в конец развалить дисциплину на корабле, что грозило гибелью уже всем остальным.
Хотя на борту запрещались игры в карты и кости, драки и визиты дам легкого поведения, бандитская натура в любой момент могла взять свое. Например, однажды кто-то из команды спьяну оскорбил капитана Бартоломью Робертса. Тот убил обидчика на месте. Один из присутствующих при этом пиратов стал возмущаться — Робертс ударил его саблей. Раненый, рассвирепев, бросился на капитана, команда немедленно разделилась на две партии, и тут уже чуть было не вспыхнуло настоящее сражение, но жадность взяла свое: без опытного капитана не видать богатой добычи! Отыгрались на мятежнике: его приговорили к порке, и, когда рана зажила, каждый член экипажа нанес ему по два удара. Наказанный, естественно, не признал себя виновным и искал случая отомстить. Он уговорил лейтенанта Томаса Анстиса отделиться от Робертса и принять на себя командование захваченной бригантиной. Но его месть не удалась: пираты устроили контрзаговор и ночью убили Анстиса прямо в койке выстрелом из пистолета в голову.
Для поддержания дисциплины капитан пиратского судна часто имел осведомителей, сообщавших о настроении команды. Знаменитый Эдвард Тич по прозвищу «Черная Борода», писал в судовом журнале: «Ром кончился, наша компания в дьявольском замешательстве. Ведутся разговоры об отделении». Только когда удалось захватить судно с большим запасом ликера, Тич смог записать: «Снова все идет хорошо».
Самой большой проблемой было заставить пиратов выполнять хоть какую-то работу. Одного капитана тут явно не хватало, и ему помогал квартирмейстер. Его тоже выбирала команда, как необходимый противовес капитанской власти. В мирной обстановке распоряжениям квартирмейстера по некоторым вопросам должен был следовать и капитан. Квартирмейстер же хранил "общак" до раздела. Однако часто даже соединенные усилия капитана и квартирмейстера не могли выгнать пиратов на работу. Уильям Дампир, описывая трехмесячное бесплодное крейсерство флибустьеров у берегов Панамского перешейка, отмечал: «Это были унылейшие создания... И хотя погода была плохой, что требовало многих рук наверху, большая часть из них слезала с гамаков только для того, чтобы поесть или справить нужду».
Флибустьеры не были жестко привязаны к какому-либо кораблю и могли сойти на берег, где хотели, либо перейти на другое судно, команда которого соглашалась принять их. В обычной жизни каждый из них творил, что хотел, оглядываясь лишь на обычаи. Тот же Дампир упоминает, что каждый делал, что хотел, не спрашивая, приятно ли это его товарищу. Иные из них пели и плясали, в то время как другие тщетно пытались уснуть, однако такого рода неудобства нужно было переносить без ропота.
Перед боем флибустъеры обычно обнимались в знак братского согласия или, взявшись за руки, клялись стоять друг за друга до самой смерти. Если вы думаете, что это была показуха, то зря. В суровом пиратском мире практически невозможно было выжить в одиночку. Каждый пират должен был найти себе компаньона, отношения с которым строились на основе взаимопомощи. Этот обычай у французов назывался «матлотажем» (le matelotage — морская практика). Флибустьеры под «матлотажем» понимали практику взаимопомощи, которая охватывала всех членов команды. Помощь оказывалась в виде займа. На человеке, получившем заем, после возврата лежала обязанность помочь бывшему кредитору, а именно — дать последнему, в свою очередь, заем, когда у него возникала нужда в этом. Компаньоны нередко совместно владели имуществом и должны были заботиться друг о друге в случае ранения или болезни одного из них.
Эксквемелин свидетельствует:
«Пираты очень дружны и во всем друг другу помогают. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги». И далее: «Друг к другу пираты относились заботливо. Кто ничего не имеет, может рассчитывать на поддержку товарищей».
Конфликты между флибустьерами улаживались с помощью дуэлей. Так как на борту судна дуэли были запрещены, противники сходили на берег, имея при себе ружья или пистолеты и ножи. Роль секунданта исполнял квартирмейстер. Дрались обычно до первой крови.
Захваченная в походе добыча сначала поступала в общую собственность команды, а после дележа переходила в собственность и распоряжение отдельных лиц. Чтобы при дележе не было обмана, каждый, от капитана до юнги, должен был поклясться на Библии, что не возьмет ни на грош больше того, что ему причитается. Если кто-то был уличен в ложной клятве, то его лишали причитающейся ему доли добычи в пользу остальной команды «или ее отдавали в виде дара какой-нибудь часовне». Часть добычи, которая приходилась на долю павших в бою, передавалась их товарищам (мателотам) или родственникам. Если два или более кораблей совершали рейд в консорте, вся добыча делилась между ними. Предполагалось, что доля каждого корабля должна быть пропорциональна размеру его команды, но между кораблями-консортами часто возникали споры по этому поводу. Меньшая по количеству команда хотела, чтобы добыча делилась поровну между судами. В 1698 году две корабельные команды отказались делиться добытым с командой «Пеликана» — третьего корабля в консорте — потому, что он не принимал участия в захвате трофеев.
Флибустьеры, как правило, производили дележ награбленного на островках южнее Кубы и на острове Ла-Вака. Бедные или плохого качества трофейные суда либо отпускали, либо сжигали, а богатые и добротные суда забирали себе и отводили на свои базы — в Порт-Ройял, на Тортугу или в Пти-Гоав на Эспаньоле. Пленных, за которых не надеялись получить выкуп, высаживали на берег при первой возможности (чтобы не кормить), но двух-трех оставляли, рассчитывая в последствии продать или использовать в качестве слуг. После нескольких лет добросовестной службы их иногда отпускали.
После удачного похода, вернувшись на Тортугу, в Порт-Ройял или Пти-Гоав, флибустьеры устраивали грандиозные кутежи. На упреки отвечали однозначно: «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты — какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное — это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении». Естественно, вся система развлечений на Тортуге, в Пти-Гоаве и в Порт-Ройяле была рассчитана на то, чтобы в кратчайшие сроки выудить из пиратских кошельков награбленные деньги и драгоценности. Этой цели служили многочисленные питейные заведения, игорные и публичные дома. Среди трактирщиков у пиратов был кредит, однако тех, кто не мог расплатиться с долгами, на несколько лет продавали в рабство или сажали в долговую тюрьму. Поэтому после неудачных походов флибустьеры предпочитали не возвращаться на старую базу, а искали для себя новое убежище.
Комментариев нет:
Отправить комментарий