Царь выдвинул, а Вильгельм Оранский принял основным аргументом отозвания Геккерна нарушение нравственности и порядка, вызвавшее запрещенную законом дуэль и гибель одного из ее участников. Царь, на самом деле, руководствовался дополнительными мотивами для изгнания Геккерна. Первым была, без сомнения, депеша 1836 года, в которой посол разгласил то, что не следовало. Вторым мог быть анонимный пасквиль, содержавший выпад против государя.
Пока монархи договаривались насчет отставки Геккерна, тот пытался оправдаться и в феврале - марте 1837 года часто писал Верстолку и Вильгельму Оранскому.
Из письма от 14 февраля 1837 года: "Долг чести повелевает мне не скрыть от Вас того, что общественное мнение высказалось при кончине г. Пушкина с большей силой, чем мы предполагали. Но необходимо выяснить, что это мнение принадлежит не высшему классу, который понимал, что в таких роковых событиях мой сын по справедливости не заслуживал ни малейшего упрека: его поведение было достойно честного человека... Чувства, о которых я теперь говорю, принадлежат лицам из третьего сословия, если так можно назвать в России класс, промежуточный между настоящей аристократией и высшими должностными лицами, с одной стороны, и народной массой, совершенно чуждой событию, о котором она и судить не может, - с другой. Сословие это состоит из литераторов, артистов, чиновников низшего разряда, национальных коммерсантов высшего полета и т. д. Смерть г. Пушкина открыла,по крайней мере, власти существование целой партии, главой которой он был, может быть, исключительно благодаря своему таланту, в высшей степени народному. Эту партию можно назвать реформаторской: этим названием пользуются сами ее члены. Если вспомнить, что Пушкин был замешан в событиях, предшествовавших 1825 году, то можно заключить, что такое предположение не лишено оснований".
Но политический донос на покойного не сработал. Для обеих монархов Геккерн уже гнусный тип, и ничто не может изменить этого отношения.
14 марта министр иностранных дел сообщает послу об отставке: "Господин барон!
С крайним сожалением мы узнали здесь о несчастном случае, упоминаемом в ваших последних письмах, и я хотел бы убедить вас в моем искреннем участии к тому затруднительному положению, в котором вы находитесь. Поскольку в вашем последнем письме от 25 февраля вы говорите о затруднениях, связанных с приготовлением к отъезду, в необходимости которого вы убеждены, - король поручил мне предупредить вас, что он разрешает вам покинуть Петербург, как только господин Геверс, секретарь посольства, вернется на свой пост. В настоящий момент он находится в Амстердаме, и я пишу ему, предлагая без промедления пуститься в путь для исполнения обязанностей поверенного в делах после вашего отъезда. Примите, господин барон, уверения в моем глубоком почтении".
20 марта 1837 года Верстолк известил Геккерна, что усыновление Дантеса не может быть признано в Голландии, как противоречащее ее законодательству. Геккерн начал готовиться к отъезду.
8 апреля 1837 года: "Господин барон!
Я имел честь объявить Вашему Превосходительству, что господин Геверс прибыл позавчера в эту столицу и немедленно отправил по назначению письма и пакеты, которые предназначены для Августейшей Императорской фамилии. Я уже обратился к Его Превосходительству господину графу Нессельроде по поводу моей прощальной аудиенции, и как только буду иметь честь проститься с Его Императорским Величеством, тотчас покину Санкт-Петербург, чтобы воспользоваться отпуском, который Его Величество король соблаговолил мне предоставить. Перед моим отъездом я сдал дела посольства господину Геверсу, как принято, - согласно описи, а по прибытии в Гаагу я сочту долгом представить дубликат Вашему Превосходительству.
Имею честь быть с глубоким уважением...
барон Геккерн".
Вскоре Геккерн покинул Россию, не получив прощальной аудиенции, и на время оказался в Голландии без дела. Он продолжал борьбу за восстановление своих прав на дипломатическую карьеру и через несколько лет снова был назначен на посольские должности).
Пока монархи договаривались насчет отставки Геккерна, тот пытался оправдаться и в феврале - марте 1837 года часто писал Верстолку и Вильгельму Оранскому.
Из письма от 14 февраля 1837 года: "Долг чести повелевает мне не скрыть от Вас того, что общественное мнение высказалось при кончине г. Пушкина с большей силой, чем мы предполагали. Но необходимо выяснить, что это мнение принадлежит не высшему классу, который понимал, что в таких роковых событиях мой сын по справедливости не заслуживал ни малейшего упрека: его поведение было достойно честного человека... Чувства, о которых я теперь говорю, принадлежат лицам из третьего сословия, если так можно назвать в России класс, промежуточный между настоящей аристократией и высшими должностными лицами, с одной стороны, и народной массой, совершенно чуждой событию, о котором она и судить не может, - с другой. Сословие это состоит из литераторов, артистов, чиновников низшего разряда, национальных коммерсантов высшего полета и т. д. Смерть г. Пушкина открыла,по крайней мере, власти существование целой партии, главой которой он был, может быть, исключительно благодаря своему таланту, в высшей степени народному. Эту партию можно назвать реформаторской: этим названием пользуются сами ее члены. Если вспомнить, что Пушкин был замешан в событиях, предшествовавших 1825 году, то можно заключить, что такое предположение не лишено оснований".
Но политический донос на покойного не сработал. Для обеих монархов Геккерн уже гнусный тип, и ничто не может изменить этого отношения.
14 марта министр иностранных дел сообщает послу об отставке: "Господин барон!
С крайним сожалением мы узнали здесь о несчастном случае, упоминаемом в ваших последних письмах, и я хотел бы убедить вас в моем искреннем участии к тому затруднительному положению, в котором вы находитесь. Поскольку в вашем последнем письме от 25 февраля вы говорите о затруднениях, связанных с приготовлением к отъезду, в необходимости которого вы убеждены, - король поручил мне предупредить вас, что он разрешает вам покинуть Петербург, как только господин Геверс, секретарь посольства, вернется на свой пост. В настоящий момент он находится в Амстердаме, и я пишу ему, предлагая без промедления пуститься в путь для исполнения обязанностей поверенного в делах после вашего отъезда. Примите, господин барон, уверения в моем глубоком почтении".
20 марта 1837 года Верстолк известил Геккерна, что усыновление Дантеса не может быть признано в Голландии, как противоречащее ее законодательству. Геккерн начал готовиться к отъезду.
8 апреля 1837 года: "Господин барон!
Я имел честь объявить Вашему Превосходительству, что господин Геверс прибыл позавчера в эту столицу и немедленно отправил по назначению письма и пакеты, которые предназначены для Августейшей Императорской фамилии. Я уже обратился к Его Превосходительству господину графу Нессельроде по поводу моей прощальной аудиенции, и как только буду иметь честь проститься с Его Императорским Величеством, тотчас покину Санкт-Петербург, чтобы воспользоваться отпуском, который Его Величество король соблаговолил мне предоставить. Перед моим отъездом я сдал дела посольства господину Геверсу, как принято, - согласно описи, а по прибытии в Гаагу я сочту долгом представить дубликат Вашему Превосходительству.
Имею честь быть с глубоким уважением...
барон Геккерн".
Вскоре Геккерн покинул Россию, не получив прощальной аудиенции, и на время оказался в Голландии без дела. Он продолжал борьбу за восстановление своих прав на дипломатическую карьеру и через несколько лет снова был назначен на посольские должности).
Комментариев нет:
Отправить комментарий