Записки Екатерины II сами по себе очень интересный исторический источник и просто занимательное чтиво. Но история борьбы потомков с литературным наследием прародительницы - еще более интересная тема. По большому счету, на эту тему можно написать неплохой цикл детективов.
Итак, София-Августа-Фредерика фон Ангальт-Цербст-Дорнбург, она же - Екатерина Алексеевна Романова. Когда она начала писать мемуары - неизвестно. Считается, что сразу по прибытию в Россию. Так ли это - мы уже не узнаем, потому что первые автобиографические опыты были ею уничтожены в 1758-59 годах, когда над головенкой великой княжны нависли тучи - императрица Елизавета всерьез подумывала о высылке юной интриганки.
Может возникнуть вопрос - почему же опубликованные воспоминания описывают именно этот период времени? Потому что над автобиографией Екатерина работала до конца своей жизни - работала серьезно, и настолько осторожно, что так и не успела их дописать.
Об этом всегда необходимо помнить - перед нами не непосредственные, живые дневники или воспоминания, а набор черновиков коронованной публицистки. Точность, с которой Екатерина описывает множество событий, датирует их, вплоть до самых мелких, говорит о том, что все это бралось не только и не столько из головы, сколько из громадного массива документов.
Выявлено семь последовательных вариантов (редакций) ее воспоминаний - иногда дополняющих, а иногда и прямо противоречащих друг другу. Наиболее полная из них - четвертая, которая и известна нынче всем. Описание событий заканчивается 1759 годом. Мемуары Екатерины, однако, не завершены. Сохранилось где-то с полсотни отдельных отрывков, записанных рукой царицы и относящихся к событиям после 1758-1759 годов; некоторые тексты, а также планы непосредственно касаются истории дворцового переворота 1762 года. Смерть прервала работу на самом интересном месте.
Впрочем, самое крамольное она написать успела.
6 ноября 1796 года Екатерина II еще доживала последние часы, а Павел уже вовсю перебирал ее документы. Ему помогал сын Александр, Безбородко и Ростопчин. Среди бумаг были обнаружены и неоконченные мемуары с посвящением "Его императорскому высочеству великому князю Павлу Петровичу, моему любезнейшему сыну". Запомните эту фразу, она многое объясняет.
И вот с этого момента записки Екатерины становятся важнейшим государственным секретом, о котором может знать только император. Конверт с записками запечатывается особой печатью, которую можно вскрыть только по прямому распоряжению царя. Это разрешение не смогут получить не только великие князья и княжны. но и наследник престола.
Потому что в Записках сказано - Павел сын Екатерины не от Петра III, а от Салтыкова. То есть и он, и его потомки - бастарды.
Правда ли это? Все факты - против. Екатерина очень долго не рожала, до тех пор, пока Петру не сделали операцию. позволившую заниматься сексом. То есть она прекрасно понимала, что рождение наследника престола не от Петра - чревато смертью, а то и чем похуже. Более того, вся ее многолетняя ненависть к Павлу вполне объяснима если он сын от ненавидимого ею Петра, и необъяснима - если он от любовника. Сходство Петра и Павла бросалось в глаза всем, кто касался этого вопроса. Ну и самое главное - зачем же Екатерина призналась в этом? Неужели такой опытный политик не понимал, чем чревата подобная честность?
Конечно, она все понимала. Вспомните, кому это писалось... Павлу! Потому что Екатерина вовсе не хотела отдавать ему престол. По ее замыслу, престол должен был унаследовать Александр, а записки... записки должны были дать понять Павлу, что его права на престол ничем не больше прав Александра. Но даже в этом посвящении Екатерина проговорилась. Если Павел не сын Петра - то он никакой не Петрович. )))
Итак, бумаги, содержавшие важнейший государственный секрет, никто не должен был прочитать. Но у Павла был один недостаток - если он доверял человеку, то полностью. И вот, такому человеку, другу детства, неизменно поддерживавшему его и утесняемому за это екатерининским двором, Павел дает прочитать записки. С условием никому не говорить, не показывать, прочитать - и СРАЗУ вернуть.
Князь Александр Куракин рукопись вернул быстро. Потому что придя домой, он разделил ее на несколько частей и велел скопировать каждую опытным писарям. Так рукопись начала гулять по рукам аристократов. Наиболее ранние достоверные сведения о "недозволенном чтении" рукописи связаны с именем Никиты Петровича Панина, известного государственного деятеля, одного из лидеров антипавловского заговора. 19 октября 1801 года в Петербурге Куракин просил "дорогого кузена" Панина возвратить с оказией "манускрипт покойной императрицы Екатерины II, который Вы, наверное, уже прочли". В тот же день Панин вернул рукопись и благодарил "за удовольствие, которое доставило ему это интересное чтение". После смерти Александра Куракина (1818 год) его брат, князь Алексей Борисович Куракин, подарил копию мемуаров вдове Павла, императрице Марии Федоровне, однако до того текст уже успел скопировать столь известный нам "спутник Пушкина" Александр Иванович Тургенев. Возможно, что в ту же пору, независимо от Куракина и Тургенева, приобрел список граф М. С. Воронцов.
В 1820-х годах А И. Тургенев знакомит с текстом ряд крупных деятелей русской культуры.
Получив "Записки" Екатерины II, писатель-историограф Н. М. Карамзин пишет родственнику, другу и писателю И. И. Дмитриеву (4 мая 1822 года): "Нынешнею зимою читал я Записки Екатерины Великой, доведенные ею только до 1760 году: очень, очень любопытно Двор Елисаветы, как в зеркале Времена удивительно переменились. Если приедешь к нам в Петербург, то угостим тебя и Записками Екатерины", 19 мая того же года: "Записки Екатерины у нашего любезного Тургенева, но прошу об этом не говорить: он хранит их как зеницу ока и таит, списав с экземпляра Куракинского".
В так называемом Остафьевском архиве сохранилась рукопись мемуаров Екатерины II, переписанная Петром Андреевичем и Верою Федоровною Вяземскими.
Согласно версии, распространившейся в 1850-х годах, Пушкин познакомился с мемуарами в одесском собрании Воронцова, однако обнаруженная в 1949 году двухтомная копия "Записок", находившихся в распоряжении поэта, потребовала новых объяснений ее происхождения: Пушкин расписался лишь на форзаце каждого из томов, первые несколько строк скопированы рукою Наталии Николаевны Пушкиной, остальные же, по всей видимости, - ее братом Дмитрием Гончаровым. Наиболее вероятное время копирования - 1831-1832 годы: тогда, в Петербурге, Пушкин, очевидно, воспользовался рукописью, принадлежавшей А. И. Тургеневу, хотя подробности этого эпизода остаются неясными.
Император Николай после вступления на престол приказал графу Блудову принести себе оригинал, прочел его, запечатал его большой государственной печатью и приказал хранить его в императорских архивах среди самых секретных документов. Действительно, бывший член литературного общества "Арзамас", автор "Донесения Тайной Следственной комиссии" по делу декабристов Дмитрий Блудов приводил в порядок засекреченные мемуары (когда в 1900 году, в присутствии президента Академии наук великого князя Константина Константиновича, был распечатан пакет секретных бумаг Екатерины II, ученые, возглавлявшие академическое издание сочинений императрицы, обнаружили на бумагах заглавия и пометы, сделанные рукою Блудова).
Между тем "секретность" записок становилась просто непристойным курьезом. Великая княгиня Елена Павловна, например, ознакомилась с копией мемуаров от Пушкина, который 8 января 1835 года записал: "Великая княгиня взяла у меня Записки Екатерины II и сходит от них с ума". Александр II же прочел мемуары прабабки лишь тогда, когда стал императором, до этого Николай запрещал своим родственникам самостоятельно знакомиться с "позорным" документом.
В 1837 году Николай I, увидев в списке бумаг погибшего Пушкина "Мемуары Екатерины II", наложил резолюцию: "Ко мне". Так пушкинская копия попала в библиотеку Зимнего дворца (на обоих томах копии выставлено: "? I" и "? 2" - рукою начальника штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельта).
Мало того, царь негласно, через III Отделение, обратился к высшему дворянству с настоятельной просьбой - вернуть имеющиеся тексты. Многие вернули - например, Александр Тургенев, сдавший два рукописных экземпляра. Как нетрудно сообразить - третий остался у него.
Так или иначе, но в 1840-х - начале 1850-х годов, после прямого царского запрета, распространение текста стало значительно более опасным. Ознакомиться с ними теперь было не так просто. 30 декабря 1853 года влиятельный вельможа П. А Васильчиков записал: "Сегодня я с Милютиным говорил о Записках императрицы Екатерины: на свете существует только 3 или 4 экземпляра: один у государя, другой у князя Воронцова, третий в Москве, писанный рукою Пушкина". Герцен позже вспомнит- "Константин Арсеньев говорил мне в 1840 году, что им получено было разрешение прочесть множество секретных бумаг о событиях, происходивших в период от смерти Петра I и до царствования Александра I Среди этих документов ему разрешили прочесть "Записки" Екатерины II (он преподавал тогда новую русскую историю великому князю, будущему наследнику престола)".
Во время Крымской войны архивы были частично эвакуированы из Петербурга в Москву. Именно туда в апреле 1855 года был направлен с особой миссией главный архивариус империи Ф. Гильфердинг - только что вступивший на трон Александр II получил наконец возможность ознакомиться с мемуарами прабабки. 21 мая 1855 года в двух пакетах "Записки" Екатерины II были привезены во дворец (всего же новому царю было доставлено двадцать девять секретных пакетов, запечатанных Николаем I), 26 сентября 1855 года документы были возвращены в архив министерства иностранных дел с надписью Александра II: "Собственные записки императрицы Екатерины II. Хранить запечатанными впредь до востребования. Царское Село, 31 августа 1855 года".
Они ничему так и не научились. А между тем любопытство сгубило не только кошку. Через три года Александр в этом убедится.
15 сентября 1858 года Вольная типография небезызвестного Герцена выпустила в свет Удвоенный 23-24-й "лист" (номер) "Колокола". На последней, 16-й странице этого номера разместилось объявление, вызвавшее в Зимнем дворце куда больший переполох, чем разоблачения взяточничества и казнокрадства высших сановников Империи: "Спешим известить наших читателей, что Н. Трюбнер издает в октябре месяце на французском языке: Memoires de l'imperatrice Catherine II, ecrits par elle-meme. Записки эти давно известны в России по слухам и, хранившиеся под спудом, печатаются в первый раз. Мы взяли меры, чтобы они тотчас были переведены на русский язык. Нужно ли говорить о важности, о необычайном интересе записок той женщины, которая больше тридцати лет держала в своей руке судьбы России и занимала собою весь мир от Фридриха II и энциклопедистов до крымских ханов и кочующих киргизов. В записках описана молодость ее, первые годы замужества - тут в зачатках, в распускающихся почках можно изучить ту женщину, о которой Пушкин сказал:
Насильно Зубову мила
Старушка милая жила,
Приятно, понаслышке блудно,
Вольтеру лучший друг была,
Писала прозу, флоты жгла
И умерла, садясь на судно.
И с той поры в России мгла,
Россия, бедная держава,
С Екатериною прошла
Екатерининская слава."
С несколькими надежными друзьями Герцен торопится разделить свою издательскую, читательскую и человеческую радость: "Мы издаем на французском языке записки Екатерины II (1739-58) - это такая прелесть, так интересно, что просто упадешь", "Мы печатаем теперь "Воспоминания императрицы Екатерины II" (1744-1758) - и это безмерно интересно... Русское правительство чрезвычайно охраняло эту рукопись - и все-таки она в наших руках".
Через два месяца 28-й лист "Колокола" извещал о выходе "Записок" императрицы на языке подлинника, французском; предисловие Герцена сопровождается датой 15 ноября 1858 года. 24 ноября экземпляр был послан французскому историку Жюлю Мишле. Прочитав их, тот пишет: "Это с вашей стороны - настоящая заслуга и большое мужество. Династии помнят такие вещи больше, чем о какой-либо политической оппозиции".
Затем последовали русское, немецкое, шведское, датское, второе французское, второе немецкое издания.
Через сто лет после конца времен, описанных в записках, интриги и тайны петербургского двора стали всеобщим достоянием.
Из Петербурга помчались строжайшие приказы российским послам, консулам - скупать и уничтожать этот "совместный плод" усилий русской царицы и русского революционера... В ответ на растущий "спрос" Герцен и Огарев умножают тираж новой книжки. Фактически, царские финансы оплачивают революционную печать.
В России же начинаются поиски того, кто ПОСМЕЛ! Можно только догадываться, что бы с ним сделали, если бы нашли...
Первый раз завесу тайны приоткрыла в 1894 году Н. А. Тучкова-Огарева (с 1856 года жившая в лондонском доме Герцена): "Приехал к Александру Ивановичу один русский, NN. Он был небольшого роста и слегка прихрамывал. Герцен много раз с ним беседовал. Кажется, он был уже известен своими литературными трудами... После его первого посещения Герцен сказал Огареву и мне: "Я очень рад приезду NN. он нам привез клад, только про это ни слова, пока он жив. Смотри, Огарев, - продолжал Герцен, подавая ему тетрадь, - это записки императрицы Екатерины II, писанные ею по-французски; вот и тогдашняя орфография - это верная копия".
Когда записки были напечатаны, NN был уже в Германии, и никто не узнал об его поездке в Лондон. Из Германии он писал Герцену, что желал бы перевести записки эти на русский язык. Герцен с радостью выслал ему один экземпляр, а через месяц перевод был напечатан Чернецким; не помню, кто перевел упомянутые записки на немецкий язык и на английский, только знаю, что записки Екатерины II явились сразу на четырех языках и произвели своим неожиданным появлением неслыханное впечатление по всей Европе. Издания быстро разошлись. Многие утверждали, что Герцен сам написал эти записки, другие недоумевали, как они попали в руки Герцена. Русские стремились только узнать, кто привез их из России, но это была тайна, которую, кроме NN. знали только три человека, обучившиеся молчанию при Николае I".
Публикуя сообщение Н. А. Тучковой-Огаревой о том, что корреспондента Герцена "уже нет на свете", редакторы полного собрания сочинений Екатерины II сделали примечание (в 1907 году): "Автор "Воспоминаний" ошибается". В рукописных сборниках конца 19-начала 20 веков таких коллекционеров, как М.Н.Лонгинов и А.Б.Лобанов-Ростовский, находится "незашифрованный" фрагмент соответствующего отрывка Тучковой-Огаревой (очевидно, составителям сборников был доступен полный автобиографический текст, посвященный корреспонденту Герцена, - ныне его местонахождение неизвестно). Под заглавием "Выписка из записок Натальи Алексеевны Огаревой-Тучковой, ненапечатанная" Лонгинов и Лобанов-Ростовский цитируют только что приведенный отрывок, однако вместо литеров NN во всех случаях был назван Бартенев.
Петр Иванович Бартенев (1829-1912), известный историк, издатель журнала "Русский Архив", монархист. Ну кто ж может подумать, что это он вывез из страны и передал отъявленному радикальному революционеру сверхсекретный документ. Даже через полвека, когда за старые грехи его не могли уже серьезно наказать, он сердился и решительно оспаривал любой намек, будто именно он доставил рукопись в Лондон...
Однако! Маленького роста, прихрамывающий. Когда Гильфердинг искал в Москве для царя секретные бумаги, 26-летний Петр Бартенев служил в Архиве иностранных дел, где те хранились. Добрый знакомый Гильфердинга - кого ж, как не его, тот мог привлечь к поискам сверхсекретных бумаг. В дневнике Бартенева содержится подробный рассказ о вскрытии секретного архивного сейфа.
Видимо, между тем моментом, когда Петя Бартенев отыскал рукопись, и отъездом Гильфердинга к царю, фокус Куракина был повторен. Может быть, при пособничестве Гильфердинга, может - в тайне от него.
А дальше - все просто для нас, и, очень непросто, для Пети Бартеньева. Он - фанатик екатерининского периода, его даже называли в шутку "последним фаворитом императрицы". Разве может он утаить такой ценный источник? Но открыто его не напечатать. В России - точно. На Западе? Но царь легко перекупит рукопись, не пожалеет никаких денег. Ничего не остается, как обратиться к тому, кто никогда не откажется от ее издания, и ни за что не сдаст Бартенева царю. Ну да, кроме смутьянов, обратиться-то и не к кому.
В связи с появлением герценовских изданий были сделаны попытки, - возможно, инспирированные Петербургом, - объявить "Записки" Екатерины II подложными. Так, в 1862 году французский публицист Капефиг утверждал, будто "Записки" Екатерины составлены "несколькими живущими в Англии эмигрантами под влиянием мемуаров Дашковой"!
После 1859 года мемуары, изданные Герценом, неоднократно перепечатывались на Западе, постепенно становились историографическим фактом, их использовали Сент-Бев, Мишле, Рамбо и другие западные историки; однако, несмотря на это, в России они по-прежнему "под арестом".
9 декабря 1891 года Главное управление по делам печати запретило две части серьезной научной книги В. А. Бильбасова "История Екатерины II" - "по оскорбительности для памяти царствующих особ империи последней половины XVIII века". Работа В. А. Бильбасова по закону не подлежала предварительной цензуре, но по особому распоряжению министра внутренних дел И. Н. Дурново для нее было сделано исключение, и готовую книгу (3000 экземпляров) задержали в типографии. Тогда-то праправнук Екатерины Александр III пожелал лично ознакомиться с мемуарами Екатерины II, после чего наложил на них "дополнительный запрет".
Как рассказывает известный знаток литературы и крупный чиновник Е.М.Феоктистов, узнав о содержании второго тома бильбасовской "Истории Екатерины II", Александр III решил "отобрать у Бильбасова через полицию эти материалы, по крайней мере, те из них, которые он заимствовал в Государственном архиве". "Недоставало бы только этого!" - восклицает Феоктистов, даже министр Дурново восстал против подобной меры.
Меж тем на исходе 19 века над мемуарами царицы уже работали упоминавшиеся историки-библиографы М.Н.Лонгинов и А.Б.Лобанов-Ростовский. Почти ничего не публикуя о запретных мемуарах, не имея доступа к автографам императрицы (при том, что оба занимали высокие государственные посты: Лобанов-Ростовский в 1895-1896 годах - министр иностранных дел), эти ученые собрали немало сведений, сопоставив рассказ Екатерины с другими историческими материалами. Среди книг Лобанова-Ростовского, ныне хранящихся в библиотеке Государственного Эрмитажа, находятся "Записки" Екатерины II, изданные Вольной русской типографией, - почти на каждой странице французского и русского текста рукописные комментарии. Здесь - сведения об упоминаемых лицах, выписки из камер-фурьерских журналов, архивных материалов (французское издание 1859 года, например, сопровождается обширными копиями четырнадцати исторических документов о Екатерине II и Понятовском). Все это позже было использовано Пыпиным и Барсковым при подготовке академического издания сочинений Екатерины II.
Лишь после революции 1905 года, ослабившей цензуру, появилась возможность опубликовать в России текст "Записок" императрицы. А в 1907 году вышел последний, XII том академического издания сочинений императрицы. Но даже в строго научном издании, где текст записок помещался на французском языке, без перевода, все-таки несколько отрывков было выпущено.
Советских изданий "Записок", насколько мне известно, не издавалось до 1989 года.
Итак, София-Августа-Фредерика фон Ангальт-Цербст-Дорнбург, она же - Екатерина Алексеевна Романова. Когда она начала писать мемуары - неизвестно. Считается, что сразу по прибытию в Россию. Так ли это - мы уже не узнаем, потому что первые автобиографические опыты были ею уничтожены в 1758-59 годах, когда над головенкой великой княжны нависли тучи - императрица Елизавета всерьез подумывала о высылке юной интриганки.
Может возникнуть вопрос - почему же опубликованные воспоминания описывают именно этот период времени? Потому что над автобиографией Екатерина работала до конца своей жизни - работала серьезно, и настолько осторожно, что так и не успела их дописать.
Об этом всегда необходимо помнить - перед нами не непосредственные, живые дневники или воспоминания, а набор черновиков коронованной публицистки. Точность, с которой Екатерина описывает множество событий, датирует их, вплоть до самых мелких, говорит о том, что все это бралось не только и не столько из головы, сколько из громадного массива документов.
Выявлено семь последовательных вариантов (редакций) ее воспоминаний - иногда дополняющих, а иногда и прямо противоречащих друг другу. Наиболее полная из них - четвертая, которая и известна нынче всем. Описание событий заканчивается 1759 годом. Мемуары Екатерины, однако, не завершены. Сохранилось где-то с полсотни отдельных отрывков, записанных рукой царицы и относящихся к событиям после 1758-1759 годов; некоторые тексты, а также планы непосредственно касаются истории дворцового переворота 1762 года. Смерть прервала работу на самом интересном месте.
Впрочем, самое крамольное она написать успела.
6 ноября 1796 года Екатерина II еще доживала последние часы, а Павел уже вовсю перебирал ее документы. Ему помогал сын Александр, Безбородко и Ростопчин. Среди бумаг были обнаружены и неоконченные мемуары с посвящением "Его императорскому высочеству великому князю Павлу Петровичу, моему любезнейшему сыну". Запомните эту фразу, она многое объясняет.
И вот с этого момента записки Екатерины становятся важнейшим государственным секретом, о котором может знать только император. Конверт с записками запечатывается особой печатью, которую можно вскрыть только по прямому распоряжению царя. Это разрешение не смогут получить не только великие князья и княжны. но и наследник престола.
Потому что в Записках сказано - Павел сын Екатерины не от Петра III, а от Салтыкова. То есть и он, и его потомки - бастарды.
Правда ли это? Все факты - против. Екатерина очень долго не рожала, до тех пор, пока Петру не сделали операцию. позволившую заниматься сексом. То есть она прекрасно понимала, что рождение наследника престола не от Петра - чревато смертью, а то и чем похуже. Более того, вся ее многолетняя ненависть к Павлу вполне объяснима если он сын от ненавидимого ею Петра, и необъяснима - если он от любовника. Сходство Петра и Павла бросалось в глаза всем, кто касался этого вопроса. Ну и самое главное - зачем же Екатерина призналась в этом? Неужели такой опытный политик не понимал, чем чревата подобная честность?
Конечно, она все понимала. Вспомните, кому это писалось... Павлу! Потому что Екатерина вовсе не хотела отдавать ему престол. По ее замыслу, престол должен был унаследовать Александр, а записки... записки должны были дать понять Павлу, что его права на престол ничем не больше прав Александра. Но даже в этом посвящении Екатерина проговорилась. Если Павел не сын Петра - то он никакой не Петрович. )))
Итак, бумаги, содержавшие важнейший государственный секрет, никто не должен был прочитать. Но у Павла был один недостаток - если он доверял человеку, то полностью. И вот, такому человеку, другу детства, неизменно поддерживавшему его и утесняемому за это екатерининским двором, Павел дает прочитать записки. С условием никому не говорить, не показывать, прочитать - и СРАЗУ вернуть.
Князь Александр Куракин рукопись вернул быстро. Потому что придя домой, он разделил ее на несколько частей и велел скопировать каждую опытным писарям. Так рукопись начала гулять по рукам аристократов. Наиболее ранние достоверные сведения о "недозволенном чтении" рукописи связаны с именем Никиты Петровича Панина, известного государственного деятеля, одного из лидеров антипавловского заговора. 19 октября 1801 года в Петербурге Куракин просил "дорогого кузена" Панина возвратить с оказией "манускрипт покойной императрицы Екатерины II, который Вы, наверное, уже прочли". В тот же день Панин вернул рукопись и благодарил "за удовольствие, которое доставило ему это интересное чтение". После смерти Александра Куракина (1818 год) его брат, князь Алексей Борисович Куракин, подарил копию мемуаров вдове Павла, императрице Марии Федоровне, однако до того текст уже успел скопировать столь известный нам "спутник Пушкина" Александр Иванович Тургенев. Возможно, что в ту же пору, независимо от Куракина и Тургенева, приобрел список граф М. С. Воронцов.
В 1820-х годах А И. Тургенев знакомит с текстом ряд крупных деятелей русской культуры.
Получив "Записки" Екатерины II, писатель-историограф Н. М. Карамзин пишет родственнику, другу и писателю И. И. Дмитриеву (4 мая 1822 года): "Нынешнею зимою читал я Записки Екатерины Великой, доведенные ею только до 1760 году: очень, очень любопытно Двор Елисаветы, как в зеркале Времена удивительно переменились. Если приедешь к нам в Петербург, то угостим тебя и Записками Екатерины", 19 мая того же года: "Записки Екатерины у нашего любезного Тургенева, но прошу об этом не говорить: он хранит их как зеницу ока и таит, списав с экземпляра Куракинского".
В так называемом Остафьевском архиве сохранилась рукопись мемуаров Екатерины II, переписанная Петром Андреевичем и Верою Федоровною Вяземскими.
Согласно версии, распространившейся в 1850-х годах, Пушкин познакомился с мемуарами в одесском собрании Воронцова, однако обнаруженная в 1949 году двухтомная копия "Записок", находившихся в распоряжении поэта, потребовала новых объяснений ее происхождения: Пушкин расписался лишь на форзаце каждого из томов, первые несколько строк скопированы рукою Наталии Николаевны Пушкиной, остальные же, по всей видимости, - ее братом Дмитрием Гончаровым. Наиболее вероятное время копирования - 1831-1832 годы: тогда, в Петербурге, Пушкин, очевидно, воспользовался рукописью, принадлежавшей А. И. Тургеневу, хотя подробности этого эпизода остаются неясными.
Император Николай после вступления на престол приказал графу Блудову принести себе оригинал, прочел его, запечатал его большой государственной печатью и приказал хранить его в императорских архивах среди самых секретных документов. Действительно, бывший член литературного общества "Арзамас", автор "Донесения Тайной Следственной комиссии" по делу декабристов Дмитрий Блудов приводил в порядок засекреченные мемуары (когда в 1900 году, в присутствии президента Академии наук великого князя Константина Константиновича, был распечатан пакет секретных бумаг Екатерины II, ученые, возглавлявшие академическое издание сочинений императрицы, обнаружили на бумагах заглавия и пометы, сделанные рукою Блудова).
Между тем "секретность" записок становилась просто непристойным курьезом. Великая княгиня Елена Павловна, например, ознакомилась с копией мемуаров от Пушкина, который 8 января 1835 года записал: "Великая княгиня взяла у меня Записки Екатерины II и сходит от них с ума". Александр II же прочел мемуары прабабки лишь тогда, когда стал императором, до этого Николай запрещал своим родственникам самостоятельно знакомиться с "позорным" документом.
В 1837 году Николай I, увидев в списке бумаг погибшего Пушкина "Мемуары Екатерины II", наложил резолюцию: "Ко мне". Так пушкинская копия попала в библиотеку Зимнего дворца (на обоих томах копии выставлено: "? I" и "? 2" - рукою начальника штаба корпуса жандармов Л. В. Дубельта).
Мало того, царь негласно, через III Отделение, обратился к высшему дворянству с настоятельной просьбой - вернуть имеющиеся тексты. Многие вернули - например, Александр Тургенев, сдавший два рукописных экземпляра. Как нетрудно сообразить - третий остался у него.
Так или иначе, но в 1840-х - начале 1850-х годов, после прямого царского запрета, распространение текста стало значительно более опасным. Ознакомиться с ними теперь было не так просто. 30 декабря 1853 года влиятельный вельможа П. А Васильчиков записал: "Сегодня я с Милютиным говорил о Записках императрицы Екатерины: на свете существует только 3 или 4 экземпляра: один у государя, другой у князя Воронцова, третий в Москве, писанный рукою Пушкина". Герцен позже вспомнит- "Константин Арсеньев говорил мне в 1840 году, что им получено было разрешение прочесть множество секретных бумаг о событиях, происходивших в период от смерти Петра I и до царствования Александра I Среди этих документов ему разрешили прочесть "Записки" Екатерины II (он преподавал тогда новую русскую историю великому князю, будущему наследнику престола)".
Во время Крымской войны архивы были частично эвакуированы из Петербурга в Москву. Именно туда в апреле 1855 года был направлен с особой миссией главный архивариус империи Ф. Гильфердинг - только что вступивший на трон Александр II получил наконец возможность ознакомиться с мемуарами прабабки. 21 мая 1855 года в двух пакетах "Записки" Екатерины II были привезены во дворец (всего же новому царю было доставлено двадцать девять секретных пакетов, запечатанных Николаем I), 26 сентября 1855 года документы были возвращены в архив министерства иностранных дел с надписью Александра II: "Собственные записки императрицы Екатерины II. Хранить запечатанными впредь до востребования. Царское Село, 31 августа 1855 года".
Они ничему так и не научились. А между тем любопытство сгубило не только кошку. Через три года Александр в этом убедится.
15 сентября 1858 года Вольная типография небезызвестного Герцена выпустила в свет Удвоенный 23-24-й "лист" (номер) "Колокола". На последней, 16-й странице этого номера разместилось объявление, вызвавшее в Зимнем дворце куда больший переполох, чем разоблачения взяточничества и казнокрадства высших сановников Империи: "Спешим известить наших читателей, что Н. Трюбнер издает в октябре месяце на французском языке: Memoires de l'imperatrice Catherine II, ecrits par elle-meme. Записки эти давно известны в России по слухам и, хранившиеся под спудом, печатаются в первый раз. Мы взяли меры, чтобы они тотчас были переведены на русский язык. Нужно ли говорить о важности, о необычайном интересе записок той женщины, которая больше тридцати лет держала в своей руке судьбы России и занимала собою весь мир от Фридриха II и энциклопедистов до крымских ханов и кочующих киргизов. В записках описана молодость ее, первые годы замужества - тут в зачатках, в распускающихся почках можно изучить ту женщину, о которой Пушкин сказал:
Насильно Зубову мила
Старушка милая жила,
Приятно, понаслышке блудно,
Вольтеру лучший друг была,
Писала прозу, флоты жгла
И умерла, садясь на судно.
И с той поры в России мгла,
Россия, бедная держава,
С Екатериною прошла
Екатерининская слава."
С несколькими надежными друзьями Герцен торопится разделить свою издательскую, читательскую и человеческую радость: "Мы издаем на французском языке записки Екатерины II (1739-58) - это такая прелесть, так интересно, что просто упадешь", "Мы печатаем теперь "Воспоминания императрицы Екатерины II" (1744-1758) - и это безмерно интересно... Русское правительство чрезвычайно охраняло эту рукопись - и все-таки она в наших руках".
Через два месяца 28-й лист "Колокола" извещал о выходе "Записок" императрицы на языке подлинника, французском; предисловие Герцена сопровождается датой 15 ноября 1858 года. 24 ноября экземпляр был послан французскому историку Жюлю Мишле. Прочитав их, тот пишет: "Это с вашей стороны - настоящая заслуга и большое мужество. Династии помнят такие вещи больше, чем о какой-либо политической оппозиции".
Затем последовали русское, немецкое, шведское, датское, второе французское, второе немецкое издания.
Через сто лет после конца времен, описанных в записках, интриги и тайны петербургского двора стали всеобщим достоянием.
Из Петербурга помчались строжайшие приказы российским послам, консулам - скупать и уничтожать этот "совместный плод" усилий русской царицы и русского революционера... В ответ на растущий "спрос" Герцен и Огарев умножают тираж новой книжки. Фактически, царские финансы оплачивают революционную печать.
В России же начинаются поиски того, кто ПОСМЕЛ! Можно только догадываться, что бы с ним сделали, если бы нашли...
Первый раз завесу тайны приоткрыла в 1894 году Н. А. Тучкова-Огарева (с 1856 года жившая в лондонском доме Герцена): "Приехал к Александру Ивановичу один русский, NN. Он был небольшого роста и слегка прихрамывал. Герцен много раз с ним беседовал. Кажется, он был уже известен своими литературными трудами... После его первого посещения Герцен сказал Огареву и мне: "Я очень рад приезду NN. он нам привез клад, только про это ни слова, пока он жив. Смотри, Огарев, - продолжал Герцен, подавая ему тетрадь, - это записки императрицы Екатерины II, писанные ею по-французски; вот и тогдашняя орфография - это верная копия".
Когда записки были напечатаны, NN был уже в Германии, и никто не узнал об его поездке в Лондон. Из Германии он писал Герцену, что желал бы перевести записки эти на русский язык. Герцен с радостью выслал ему один экземпляр, а через месяц перевод был напечатан Чернецким; не помню, кто перевел упомянутые записки на немецкий язык и на английский, только знаю, что записки Екатерины II явились сразу на четырех языках и произвели своим неожиданным появлением неслыханное впечатление по всей Европе. Издания быстро разошлись. Многие утверждали, что Герцен сам написал эти записки, другие недоумевали, как они попали в руки Герцена. Русские стремились только узнать, кто привез их из России, но это была тайна, которую, кроме NN. знали только три человека, обучившиеся молчанию при Николае I".
Публикуя сообщение Н. А. Тучковой-Огаревой о том, что корреспондента Герцена "уже нет на свете", редакторы полного собрания сочинений Екатерины II сделали примечание (в 1907 году): "Автор "Воспоминаний" ошибается". В рукописных сборниках конца 19-начала 20 веков таких коллекционеров, как М.Н.Лонгинов и А.Б.Лобанов-Ростовский, находится "незашифрованный" фрагмент соответствующего отрывка Тучковой-Огаревой (очевидно, составителям сборников был доступен полный автобиографический текст, посвященный корреспонденту Герцена, - ныне его местонахождение неизвестно). Под заглавием "Выписка из записок Натальи Алексеевны Огаревой-Тучковой, ненапечатанная" Лонгинов и Лобанов-Ростовский цитируют только что приведенный отрывок, однако вместо литеров NN во всех случаях был назван Бартенев.
Петр Иванович Бартенев (1829-1912), известный историк, издатель журнала "Русский Архив", монархист. Ну кто ж может подумать, что это он вывез из страны и передал отъявленному радикальному революционеру сверхсекретный документ. Даже через полвека, когда за старые грехи его не могли уже серьезно наказать, он сердился и решительно оспаривал любой намек, будто именно он доставил рукопись в Лондон...
Однако! Маленького роста, прихрамывающий. Когда Гильфердинг искал в Москве для царя секретные бумаги, 26-летний Петр Бартенев служил в Архиве иностранных дел, где те хранились. Добрый знакомый Гильфердинга - кого ж, как не его, тот мог привлечь к поискам сверхсекретных бумаг. В дневнике Бартенева содержится подробный рассказ о вскрытии секретного архивного сейфа.
Видимо, между тем моментом, когда Петя Бартенев отыскал рукопись, и отъездом Гильфердинга к царю, фокус Куракина был повторен. Может быть, при пособничестве Гильфердинга, может - в тайне от него.
А дальше - все просто для нас, и, очень непросто, для Пети Бартеньева. Он - фанатик екатерининского периода, его даже называли в шутку "последним фаворитом императрицы". Разве может он утаить такой ценный источник? Но открыто его не напечатать. В России - точно. На Западе? Но царь легко перекупит рукопись, не пожалеет никаких денег. Ничего не остается, как обратиться к тому, кто никогда не откажется от ее издания, и ни за что не сдаст Бартенева царю. Ну да, кроме смутьянов, обратиться-то и не к кому.
В связи с появлением герценовских изданий были сделаны попытки, - возможно, инспирированные Петербургом, - объявить "Записки" Екатерины II подложными. Так, в 1862 году французский публицист Капефиг утверждал, будто "Записки" Екатерины составлены "несколькими живущими в Англии эмигрантами под влиянием мемуаров Дашковой"!
После 1859 года мемуары, изданные Герценом, неоднократно перепечатывались на Западе, постепенно становились историографическим фактом, их использовали Сент-Бев, Мишле, Рамбо и другие западные историки; однако, несмотря на это, в России они по-прежнему "под арестом".
9 декабря 1891 года Главное управление по делам печати запретило две части серьезной научной книги В. А. Бильбасова "История Екатерины II" - "по оскорбительности для памяти царствующих особ империи последней половины XVIII века". Работа В. А. Бильбасова по закону не подлежала предварительной цензуре, но по особому распоряжению министра внутренних дел И. Н. Дурново для нее было сделано исключение, и готовую книгу (3000 экземпляров) задержали в типографии. Тогда-то праправнук Екатерины Александр III пожелал лично ознакомиться с мемуарами Екатерины II, после чего наложил на них "дополнительный запрет".
Как рассказывает известный знаток литературы и крупный чиновник Е.М.Феоктистов, узнав о содержании второго тома бильбасовской "Истории Екатерины II", Александр III решил "отобрать у Бильбасова через полицию эти материалы, по крайней мере, те из них, которые он заимствовал в Государственном архиве". "Недоставало бы только этого!" - восклицает Феоктистов, даже министр Дурново восстал против подобной меры.
Меж тем на исходе 19 века над мемуарами царицы уже работали упоминавшиеся историки-библиографы М.Н.Лонгинов и А.Б.Лобанов-Ростовский. Почти ничего не публикуя о запретных мемуарах, не имея доступа к автографам императрицы (при том, что оба занимали высокие государственные посты: Лобанов-Ростовский в 1895-1896 годах - министр иностранных дел), эти ученые собрали немало сведений, сопоставив рассказ Екатерины с другими историческими материалами. Среди книг Лобанова-Ростовского, ныне хранящихся в библиотеке Государственного Эрмитажа, находятся "Записки" Екатерины II, изданные Вольной русской типографией, - почти на каждой странице французского и русского текста рукописные комментарии. Здесь - сведения об упоминаемых лицах, выписки из камер-фурьерских журналов, архивных материалов (французское издание 1859 года, например, сопровождается обширными копиями четырнадцати исторических документов о Екатерине II и Понятовском). Все это позже было использовано Пыпиным и Барсковым при подготовке академического издания сочинений Екатерины II.
Лишь после революции 1905 года, ослабившей цензуру, появилась возможность опубликовать в России текст "Записок" императрицы. А в 1907 году вышел последний, XII том академического издания сочинений императрицы. Но даже в строго научном издании, где текст записок помещался на французском языке, без перевода, все-таки несколько отрывков было выпущено.
Советских изданий "Записок", насколько мне известно, не издавалось до 1989 года.
Комментариев нет:
Отправить комментарий