Вскоре после смерти Пушкина по Петербургу начал гулять сборник документов, посвященных дуэли. В архивах самых разных людей, живших в 40-50 годы XIX века обнаружены десятки его списков. В сборнике содержалось 12 (или 13) документов со следующими заглавиями:
1 Два анонимных письма к Пушкину, которых содержание, бумага, чернила и формат совершенно одинаковы.
2 Письмо Пушкина, адресованное, кажется, на имя графа Бенкендорфа 21 ноября 1836 года.
3 От Пушкина к Геккерну-отцу.
4 Ответ Геккерна.
5 Записка от Аршиака. 26 января 1837 года.
6 Записка от Аршиака. 27 января 1837 года, 9 часов утра.
7 Записка от Аршиака. 27 января 1837 года.
8 Визитная карточка Аршиака.
9 Письмо Пушкина к Аршиаку. 27 января между 9 1/2 и 10 часами утра.
10 От Аршиака к Вяземскому. 1 февраля 1837 года.
11 Князю Вяземскому от Данзаса.
12 От графа Бенкендорфа к графу Строганову.
В некоторых списках вслед за этим идет тринадцатый документ - письмо Вяземского московскому почт-директору А. Я. Булгакову от 15 февраля 1837 года.
Пушкиноведам очевидно, что составитель этого сборника - князь Петр Андреевич Вяземский. Рюрикович, вице-директор департамента внешней торговли министерства финансов, статский советник (на тот момент), камергер, кавалер ордена Св.Анны 2 степени с короной, участник войны с Наполеоном, богач, поэт, критик, переводчик, историк, близкий друг и постоянный корреспондент Пушкина.
Вяземский сам четко и ясно пишет в письме к Александру Булгакову: "Собираем теперь, что каждый из нас видел и слышал, чтобы составить полное описание, засвидетельствованное нами и докторами. Пушкин принадлежит не одним близким и друзьям, но и отечеству, и истории. Надобно, чтобы память о нем сохранилась в чистоте и целости истины".
Через десять дней, 15 февраля 1837 года, Вяземский благодарит Булгакова: "Спасибо за доставленную копию с моего письма, которая пришла вчера очень вовремя и отдана отъезжавшему вчера же генералу Философову для сообщения великому князю".
олученные свидетельства Вяземский торопится разослать тем лицам, суждения которых много весят в свете. 14 февраля 1837 года датируется самый ранний из известных сборников. Он приложен к посланию Вяземского великому князю Михаилу Павловичу, которое отправилось с генералом Философовым. К письму были приложены 8 "дуэльных" документов, сохранившихся в архиве герцогов Мекленбург-Стрелицких - прямых потомков Михаила Павловича. Кроме того, Вяземский послал Михаилу Павловичу "Условия дуэли", не вошедшие в "Дуэльный сборник".
Нетрудно определить, откуда пришло к Вяземскому большинство документов. Кроме писем, адресованных ему, он сам, и его близкие друзья в первые дни после 29 января общались с д'Аршиаком. Но откуда Вяземский через семнадцать дней после гибели Пушкина мог получить письмо Пушкина графу Бенкендорфу от 21 ноября 1836 года? Все бумаги Пушкина после его смерти разбирались Жуковским под надзором Дубельта. То есть копия письма, буде таковая сохранилась, должна была оказаться у того же Бенкендорфа.
Более того, когда Щеголев попытался найти подлинник, то "в секретном досье III отделения такого письма к Бенкендорфу не оказалось", в бумагах же Пушкина сохранились лишь клочки черновика.
Загадочна история и с анонимным пасквилем. В сборнике приводятся два экземпляра с заголовком "Два анонимных письма к Пушкину, которых содержание, бумага, чернила и формат совершенно одинаковы. (Второе письмо такое же, на обоих письмах другою рукою написаны адресы: Александру Сергеевичу Пушкину)". То есть некто видел именно два экземпляра, сличал их и конверты, в которых они пришли.
Пушкин писал о "семи или восьми" экземплярах пасквиля, распространенных 4 ноября 1836 года в Петербурге. Три из них вскоре оказались в его руках, и он их, очевидно, уничтожил. Среди бумаг, зарегистрированных в ходе посмертного обыска на квартире Пушкина, ни одного экземпляра не значится. Один "диплом" получил и уничтожил, сняв копию, сам Вяземский. А кто же имел возможность сопоставить два экземпляра?
До наших дней - вы будете смеяться - дошло именно ДВА подлинных "диплома". Один был обнаружен Поляковым в секретном архиве III отделения: "диплом" был отправлен в конверте на имя приятеля Пушкина, известного музыканта графа Виельгорского, и, видимо, передан властям сразу после получения. Другой образчик "диплома" еще раньше поступил в коллекцию Лицейского Пушкинского музея. В информационном листке Пушкинского лицейского общества от 19 октября 1901 года сообщается, что получено "за истекшие 1900 - 1901 годы подлинное анонимное письмо, бывшее причиной предсмертной дуэли Пушкина, - из Департамента полиции". Оп-па... а ведь департамент полиции образован в 1880 все из того же третьего отделения.
Итак, Третье отделение располагало двумя экземплярами, и уж кому же, как не его служащим, было вполне естественно сличить оба документа и конверты, в которых они пришли. Получается, что Вяземского снабжал документами один очень хороший человек из тайной III отделения собственной Е.И.В. канцелярии. И мы даже знаем этого человека!
"Сдал" его наш с вами знакомый по делу с Записками Екатерины - П. И. Бартенев. В 1902 году он публикует в "Русском Архиве" заметку со следующим текстом: "Когда, по кончине Пушкина, описывали и опечатывали комнату, где он скончался, Миллер взял себе на память из сертука, в котором Пушкин стрелялся, известное письмо его на имя гр. Бенкендорфа. Пушкин написал его, исполняя обещание, данное в ноябре 1836 года государю уведомить его (через гр. Бенкендорфа), если ссора с Дантесом возобновится, но послать это письмо он не решился: ему тяжко было призывать власть к разбору его личного дела. Миллер показывал нам это письмо в подлиннике. Будь оно послано по назначению, жандармское ведомство было бы обязано принять меры к предупреждению рокового поединка".
Миллер Павел Иванович (1813 - 06.06.1885). Племянник начальника жандармов Москвы А.А.Волкова. Личный секретарь Бенкендорфа. Лицеист VI курса (выпуск 1832 года).
27 июля 1831 года Пушкин появляется в садах лицея, отчего ученики оробели: один из них, Яков Грот, будущий академик и пушкинист, рискнул подобрать и спрятать лоскуток, оторвавшийся от пушкинской одежды. Паша же Миллер оказался куда более смелым: "За несколько шагов сняв фуражку, я сказал взволнованным голосом: "Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич, но я внук вам по Лицею и желаю вам представиться". "Очень рад, - отвечал он, улыбнувшись и взяв меня за руку, - очень рад". Непритворное радушие видно было в его улыбке и глазах. Я сказал ему свою фамилию... и курс. "Так я вам не дед, даже не прадед, а я вам пращур..." Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и если он замечал их, то кивал им головою. Когда я спросил - отчего они ему вытягиваются? - он отвечал: "Право, не знаю. Разве потому, что я с палкой".
Из-за холеры Пушкин с семьей задерживается в Царском Селе до октября. Паша Миллер снабжает Пушкина книгами и журналами из лицейской библиотеки. "Сердечно благодарю вас за книги и за любезное письмо ваше. Когда же исполните вы другое свое обещание - побывать у меня? Внук очень тем обяжет ему сердцем преданного деда".
Миллер приходит и видит на столе "Повести Белкина". Пушкин мистифицирует юношу, рассуждая о писателе Иване Белкине, и замечает, между прочим, что "вот так надо писать, кратко, сжато". Потом Миллер узнает истину и пишет Пушкину, обращаясь - "г-н Белкин". Пушкин смеется и дарит молодому человеку книжку повестей.
В следующем году Миллер заканчивает Лицей и по протекции дяди 19 февраля 1833 года Бенкендорф подписывает документ: "На основании высочайше утвержденного штата корпуса жандармов, я определил выпущенного из Царскосельского лицея с чином 9 класса воспитанника Павла Миллера на имеющуюся при мне вакансию секретаря".
Павел Миллер будет личным секретарем Бенкендорфа 12 лет, до самой смерти последнего. Потом послужит немного по почтовому ведомству, выйдет в отставку в чине действительного статского советника и уедет в Москву, где и проживет оставшиеся сорок лет своей жизни.
А пока юный выпускник в первый раз в жизни делает опасный выбор.
В конце апреля 1834 года московская почта перехватывает письмо Пушкина к жене. Там говорилось между прочим: "К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камерпажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут...".
О том, что произошло дальше, в 1880 году рассказал в печати сын поэта-лицеиста Деларю. После этой публикации сам Миллер поместил в газете "Новое время", а потом в журнале "Русская старина" некоторые уточнения всей истории. Любопытно, что Миллер не боялся возможных последствий своей откровенности и в письме к своему однокурснику - тому самому робкому академику Я. К. Гроту смущался только тем, "не покажется ли это желанием с моей стороны похвастаться сделанной услугой".
Услуга заключалась в том, что Миллер, читающий по должности все секретные письма, поступавшие к Бенкендорфу, увидел, как начальник положил копию опасного письма Пушкина в отдел бумаг "для доклада Государю". Зная обычную рассеянность Бенкендорфа, Миллер тихонько переложил документ в "обыкновенные бумаги", и через М. Д. Деларю предупредил Пушкина об опасности. Царь узнал от Бенкендорфа суть дела, но без вещественных доказательств.
Как и ожидал секретарь, начальник забыл о потерянной бумаге: "Я через несколько дней вынул ее из ящика вместе с другими залежавшимися бумагами". Наш скромный немец не вынул, а попросту присвоил документы, относящиеся к Пушкину.
Летом 1834 года Пушкин трижды письменно объяснялся с Бенкендорфом (3, 4 и 6 июля), писал Жуковскому, и тот предъявил письмо шефу жандармов в доказательство раскаяния Пушкина... Но двадцать семь лет спустя, в 1861 году, когда журнал "Библиографические записки" впервые опубликовал эти пушкинские письма, мы читаем: "Сообщением этих писем в подлинниках мы обязаны П.И.Миллеру". Миллер отслеживал всё относящееся к Пушкину, уносил эти бумаги из канцелярии Бенкендорфа, и уносил не раз. Секретные примечания к "Истории пугачевского бунта", предназначенные для царя, считались переданными через Бенкендорфа; но их текст мы знаем по копии, снятой приятелем Пушкина и знатоком литературы Н.В.Путятой. Путята отметил в своей тетради, что списал примечания "с манускрипта, писанного рукою Пушкина и сообщенного мне г. М., который был секретарем у графа Бенкендорфа".
В послании лицейскому приятелю С.С.Лихонину (7 января 1861 года) П.И.Миллер рассуждал о том, что изданием Кюхельбекера лицейские почтили бы память несчастного собрата и была бы достигнута, кроме того, двойная цель: благотворительная, потому что "дети покойного, живущие теперь у тетки, родной сестры его, находятся в бедности, и литературная, потому что этим пополнился бы пробел в собрании сочинений русских авторов. Сводка рукописных стихов его досталась мне случайно; достоинства в них немного, но они интересны по личности автора". А не была ли сводка стихов ссыльного Кюхельбекера точно так же изъята секретарем Бенкендорфа из секретных архивов?
В письме от 11 мая 1880 года Миллер просит Грота упомянуть в какой-нибудь речи о трех эпизодах, "характеризующих честное и смелое прямодушие Пушкина". Речь идет о хорошо известных фактах: ответе Пушкина на вопрос царя, "был ли бы ты 14 декабря на Сенатской площади вместе с бунтовщиками?", и запрещенных стихах, которые поэт сам представил петербургскому губернатору Милорадовичу. Третий эпизод известен нам от секретаря Бенкендорфа, находившегося "близко к событию".
"Когда гр. Бенкендорф, - сообщает Миллер, - послав за Пушкиным, спросил его: на кого он написал оду на выздоровление Лукулла? - он сказал ему: "на вас". Бенкендорф невольно усмехнулся. "Вот я вас уверяю, что на вас, - продолжал Пушкин, - а вы не верите; отчего же Уваров уверен, что это на него?" Дело так и кончилось смехом".
И кто же еще мог передавать Вяземскому секретные документы Третьего отделения?
Долгие годы все это оставалось только теориями. Не было самого главного - "вещественных доказательств".
Бумаги Пушкина, принадлежавшие Миллеру, исчезли в неизвестном направлении. Первый раз след проявился 25 февраля 1947 года. Т.Г.Цявловская зафиксировала рассказ Ксении Петровны Богаевской. Оказывается, в музей приходила владелица архива Миллера: "Она химик. Назвалась, сказала, что у нее письма Пушкина... письмо к Бенкендорфу, еще кое-что. Живет в районе Кропоткинской улицы. К сожалению, больше не приходила...".
Поиски таинственной незнакомки велись в документах Литмузея, в адресном столе... Цявловская опубликовала строчки об архиве Миллера в журнале "Наука и жизнь". Три с половиной миллиона тиража давали надежду, что он когда-нибудь попадет на глаза знакомым владельцев миллеровских бумаг. Мелькнул след некоего Юрия Миллера, якобы дальнего родственника того Миллера, жившего прежде на Кропоткинской. Но мало ли среди немцев Миллеров...
Лишь 20 марта 1972 года художница-пенсионерка Олимпиада Петровна Голубева принесла в Отдел рукописей Ленинской библиотеки документы из семейного архива Миллеров. Ей они достались от недавно умершей старшей сестры - химика Анастасии Петровны, как раз и приходившей в Литературный музей, но раздумавшей отдавать архив. К ней он перешел от близких друзей, внучатых племянников Павла Миллера. В бумагах сестра нашла скромную папку, на которой рукою Павла Миллера было написано: "Литературные мелочи". 37 страниц пушкинских рукописей, четыре клочка бумаги с записками поэта юному лицеисту Паше Миллеру; большой автограф секретных пушкинских примечаний к "Истории Пугачева"; несколько писем, в основном к Бенкендорфу.
Самый поздний документ - 4 голубых листочка, несколько протершихся на сгибах. Письмо с сообщением Бенкендорфу о несостоявшейся в 1836 году дуэли. Отправлено не было... У верхнего края первой страницы письма стершаяся карандашная запись рукою П. И. Миллера: "Найдено в бумагах Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года".
Нет оснований не верить Миллеру. Вероятно, неотправленное письмо от 21 ноября было обнаружено при посмертном обыске. На другой день, 11 февраля, письмо было доставлено адресату, и пройти мимо Миллера оно не могло. Миллер через некоторое время, как обычно, взял письмо Пушкина себе...
14-го февраля его текст был уже в руках Вяземского и других друзей Пушкина, составлявших "дуэльный сборник".
1 Два анонимных письма к Пушкину, которых содержание, бумага, чернила и формат совершенно одинаковы.
2 Письмо Пушкина, адресованное, кажется, на имя графа Бенкендорфа 21 ноября 1836 года.
3 От Пушкина к Геккерну-отцу.
4 Ответ Геккерна.
5 Записка от Аршиака. 26 января 1837 года.
6 Записка от Аршиака. 27 января 1837 года, 9 часов утра.
7 Записка от Аршиака. 27 января 1837 года.
8 Визитная карточка Аршиака.
9 Письмо Пушкина к Аршиаку. 27 января между 9 1/2 и 10 часами утра.
10 От Аршиака к Вяземскому. 1 февраля 1837 года.
11 Князю Вяземскому от Данзаса.
12 От графа Бенкендорфа к графу Строганову.
В некоторых списках вслед за этим идет тринадцатый документ - письмо Вяземского московскому почт-директору А. Я. Булгакову от 15 февраля 1837 года.
Пушкиноведам очевидно, что составитель этого сборника - князь Петр Андреевич Вяземский. Рюрикович, вице-директор департамента внешней торговли министерства финансов, статский советник (на тот момент), камергер, кавалер ордена Св.Анны 2 степени с короной, участник войны с Наполеоном, богач, поэт, критик, переводчик, историк, близкий друг и постоянный корреспондент Пушкина.
Вяземский сам четко и ясно пишет в письме к Александру Булгакову: "Собираем теперь, что каждый из нас видел и слышал, чтобы составить полное описание, засвидетельствованное нами и докторами. Пушкин принадлежит не одним близким и друзьям, но и отечеству, и истории. Надобно, чтобы память о нем сохранилась в чистоте и целости истины".
Через десять дней, 15 февраля 1837 года, Вяземский благодарит Булгакова: "Спасибо за доставленную копию с моего письма, которая пришла вчера очень вовремя и отдана отъезжавшему вчера же генералу Философову для сообщения великому князю".
олученные свидетельства Вяземский торопится разослать тем лицам, суждения которых много весят в свете. 14 февраля 1837 года датируется самый ранний из известных сборников. Он приложен к посланию Вяземского великому князю Михаилу Павловичу, которое отправилось с генералом Философовым. К письму были приложены 8 "дуэльных" документов, сохранившихся в архиве герцогов Мекленбург-Стрелицких - прямых потомков Михаила Павловича. Кроме того, Вяземский послал Михаилу Павловичу "Условия дуэли", не вошедшие в "Дуэльный сборник".
Нетрудно определить, откуда пришло к Вяземскому большинство документов. Кроме писем, адресованных ему, он сам, и его близкие друзья в первые дни после 29 января общались с д'Аршиаком. Но откуда Вяземский через семнадцать дней после гибели Пушкина мог получить письмо Пушкина графу Бенкендорфу от 21 ноября 1836 года? Все бумаги Пушкина после его смерти разбирались Жуковским под надзором Дубельта. То есть копия письма, буде таковая сохранилась, должна была оказаться у того же Бенкендорфа.
Более того, когда Щеголев попытался найти подлинник, то "в секретном досье III отделения такого письма к Бенкендорфу не оказалось", в бумагах же Пушкина сохранились лишь клочки черновика.
Загадочна история и с анонимным пасквилем. В сборнике приводятся два экземпляра с заголовком "Два анонимных письма к Пушкину, которых содержание, бумага, чернила и формат совершенно одинаковы. (Второе письмо такое же, на обоих письмах другою рукою написаны адресы: Александру Сергеевичу Пушкину)". То есть некто видел именно два экземпляра, сличал их и конверты, в которых они пришли.
Пушкин писал о "семи или восьми" экземплярах пасквиля, распространенных 4 ноября 1836 года в Петербурге. Три из них вскоре оказались в его руках, и он их, очевидно, уничтожил. Среди бумаг, зарегистрированных в ходе посмертного обыска на квартире Пушкина, ни одного экземпляра не значится. Один "диплом" получил и уничтожил, сняв копию, сам Вяземский. А кто же имел возможность сопоставить два экземпляра?
До наших дней - вы будете смеяться - дошло именно ДВА подлинных "диплома". Один был обнаружен Поляковым в секретном архиве III отделения: "диплом" был отправлен в конверте на имя приятеля Пушкина, известного музыканта графа Виельгорского, и, видимо, передан властям сразу после получения. Другой образчик "диплома" еще раньше поступил в коллекцию Лицейского Пушкинского музея. В информационном листке Пушкинского лицейского общества от 19 октября 1901 года сообщается, что получено "за истекшие 1900 - 1901 годы подлинное анонимное письмо, бывшее причиной предсмертной дуэли Пушкина, - из Департамента полиции". Оп-па... а ведь департамент полиции образован в 1880 все из того же третьего отделения.
Итак, Третье отделение располагало двумя экземплярами, и уж кому же, как не его служащим, было вполне естественно сличить оба документа и конверты, в которых они пришли. Получается, что Вяземского снабжал документами один очень хороший человек из тайной III отделения собственной Е.И.В. канцелярии. И мы даже знаем этого человека!
"Сдал" его наш с вами знакомый по делу с Записками Екатерины - П. И. Бартенев. В 1902 году он публикует в "Русском Архиве" заметку со следующим текстом: "Когда, по кончине Пушкина, описывали и опечатывали комнату, где он скончался, Миллер взял себе на память из сертука, в котором Пушкин стрелялся, известное письмо его на имя гр. Бенкендорфа. Пушкин написал его, исполняя обещание, данное в ноябре 1836 года государю уведомить его (через гр. Бенкендорфа), если ссора с Дантесом возобновится, но послать это письмо он не решился: ему тяжко было призывать власть к разбору его личного дела. Миллер показывал нам это письмо в подлиннике. Будь оно послано по назначению, жандармское ведомство было бы обязано принять меры к предупреждению рокового поединка".
Миллер Павел Иванович (1813 - 06.06.1885). Племянник начальника жандармов Москвы А.А.Волкова. Личный секретарь Бенкендорфа. Лицеист VI курса (выпуск 1832 года).
27 июля 1831 года Пушкин появляется в садах лицея, отчего ученики оробели: один из них, Яков Грот, будущий академик и пушкинист, рискнул подобрать и спрятать лоскуток, оторвавшийся от пушкинской одежды. Паша же Миллер оказался куда более смелым: "За несколько шагов сняв фуражку, я сказал взволнованным голосом: "Извините, что я вас останавливаю, Александр Сергеевич, но я внук вам по Лицею и желаю вам представиться". "Очень рад, - отвечал он, улыбнувшись и взяв меня за руку, - очень рад". Непритворное радушие видно было в его улыбке и глазах. Я сказал ему свою фамилию... и курс. "Так я вам не дед, даже не прадед, а я вам пращур..." Многие расставленные по саду часовые ему вытягивались, и если он замечал их, то кивал им головою. Когда я спросил - отчего они ему вытягиваются? - он отвечал: "Право, не знаю. Разве потому, что я с палкой".
Из-за холеры Пушкин с семьей задерживается в Царском Селе до октября. Паша Миллер снабжает Пушкина книгами и журналами из лицейской библиотеки. "Сердечно благодарю вас за книги и за любезное письмо ваше. Когда же исполните вы другое свое обещание - побывать у меня? Внук очень тем обяжет ему сердцем преданного деда".
Миллер приходит и видит на столе "Повести Белкина". Пушкин мистифицирует юношу, рассуждая о писателе Иване Белкине, и замечает, между прочим, что "вот так надо писать, кратко, сжато". Потом Миллер узнает истину и пишет Пушкину, обращаясь - "г-н Белкин". Пушкин смеется и дарит молодому человеку книжку повестей.
В следующем году Миллер заканчивает Лицей и по протекции дяди 19 февраля 1833 года Бенкендорф подписывает документ: "На основании высочайше утвержденного штата корпуса жандармов, я определил выпущенного из Царскосельского лицея с чином 9 класса воспитанника Павла Миллера на имеющуюся при мне вакансию секретаря".
Павел Миллер будет личным секретарем Бенкендорфа 12 лет, до самой смерти последнего. Потом послужит немного по почтовому ведомству, выйдет в отставку в чине действительного статского советника и уедет в Москву, где и проживет оставшиеся сорок лет своей жизни.
А пока юный выпускник в первый раз в жизни делает опасный выбор.
В конце апреля 1834 года московская почта перехватывает письмо Пушкина к жене. Там говорилось между прочим: "К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камерпажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут...".
О том, что произошло дальше, в 1880 году рассказал в печати сын поэта-лицеиста Деларю. После этой публикации сам Миллер поместил в газете "Новое время", а потом в журнале "Русская старина" некоторые уточнения всей истории. Любопытно, что Миллер не боялся возможных последствий своей откровенности и в письме к своему однокурснику - тому самому робкому академику Я. К. Гроту смущался только тем, "не покажется ли это желанием с моей стороны похвастаться сделанной услугой".
Услуга заключалась в том, что Миллер, читающий по должности все секретные письма, поступавшие к Бенкендорфу, увидел, как начальник положил копию опасного письма Пушкина в отдел бумаг "для доклада Государю". Зная обычную рассеянность Бенкендорфа, Миллер тихонько переложил документ в "обыкновенные бумаги", и через М. Д. Деларю предупредил Пушкина об опасности. Царь узнал от Бенкендорфа суть дела, но без вещественных доказательств.
Как и ожидал секретарь, начальник забыл о потерянной бумаге: "Я через несколько дней вынул ее из ящика вместе с другими залежавшимися бумагами". Наш скромный немец не вынул, а попросту присвоил документы, относящиеся к Пушкину.
Летом 1834 года Пушкин трижды письменно объяснялся с Бенкендорфом (3, 4 и 6 июля), писал Жуковскому, и тот предъявил письмо шефу жандармов в доказательство раскаяния Пушкина... Но двадцать семь лет спустя, в 1861 году, когда журнал "Библиографические записки" впервые опубликовал эти пушкинские письма, мы читаем: "Сообщением этих писем в подлинниках мы обязаны П.И.Миллеру". Миллер отслеживал всё относящееся к Пушкину, уносил эти бумаги из канцелярии Бенкендорфа, и уносил не раз. Секретные примечания к "Истории пугачевского бунта", предназначенные для царя, считались переданными через Бенкендорфа; но их текст мы знаем по копии, снятой приятелем Пушкина и знатоком литературы Н.В.Путятой. Путята отметил в своей тетради, что списал примечания "с манускрипта, писанного рукою Пушкина и сообщенного мне г. М., который был секретарем у графа Бенкендорфа".
В послании лицейскому приятелю С.С.Лихонину (7 января 1861 года) П.И.Миллер рассуждал о том, что изданием Кюхельбекера лицейские почтили бы память несчастного собрата и была бы достигнута, кроме того, двойная цель: благотворительная, потому что "дети покойного, живущие теперь у тетки, родной сестры его, находятся в бедности, и литературная, потому что этим пополнился бы пробел в собрании сочинений русских авторов. Сводка рукописных стихов его досталась мне случайно; достоинства в них немного, но они интересны по личности автора". А не была ли сводка стихов ссыльного Кюхельбекера точно так же изъята секретарем Бенкендорфа из секретных архивов?
В письме от 11 мая 1880 года Миллер просит Грота упомянуть в какой-нибудь речи о трех эпизодах, "характеризующих честное и смелое прямодушие Пушкина". Речь идет о хорошо известных фактах: ответе Пушкина на вопрос царя, "был ли бы ты 14 декабря на Сенатской площади вместе с бунтовщиками?", и запрещенных стихах, которые поэт сам представил петербургскому губернатору Милорадовичу. Третий эпизод известен нам от секретаря Бенкендорфа, находившегося "близко к событию".
"Когда гр. Бенкендорф, - сообщает Миллер, - послав за Пушкиным, спросил его: на кого он написал оду на выздоровление Лукулла? - он сказал ему: "на вас". Бенкендорф невольно усмехнулся. "Вот я вас уверяю, что на вас, - продолжал Пушкин, - а вы не верите; отчего же Уваров уверен, что это на него?" Дело так и кончилось смехом".
И кто же еще мог передавать Вяземскому секретные документы Третьего отделения?
Долгие годы все это оставалось только теориями. Не было самого главного - "вещественных доказательств".
Бумаги Пушкина, принадлежавшие Миллеру, исчезли в неизвестном направлении. Первый раз след проявился 25 февраля 1947 года. Т.Г.Цявловская зафиксировала рассказ Ксении Петровны Богаевской. Оказывается, в музей приходила владелица архива Миллера: "Она химик. Назвалась, сказала, что у нее письма Пушкина... письмо к Бенкендорфу, еще кое-что. Живет в районе Кропоткинской улицы. К сожалению, больше не приходила...".
Поиски таинственной незнакомки велись в документах Литмузея, в адресном столе... Цявловская опубликовала строчки об архиве Миллера в журнале "Наука и жизнь". Три с половиной миллиона тиража давали надежду, что он когда-нибудь попадет на глаза знакомым владельцев миллеровских бумаг. Мелькнул след некоего Юрия Миллера, якобы дальнего родственника того Миллера, жившего прежде на Кропоткинской. Но мало ли среди немцев Миллеров...
Лишь 20 марта 1972 года художница-пенсионерка Олимпиада Петровна Голубева принесла в Отдел рукописей Ленинской библиотеки документы из семейного архива Миллеров. Ей они достались от недавно умершей старшей сестры - химика Анастасии Петровны, как раз и приходившей в Литературный музей, но раздумавшей отдавать архив. К ней он перешел от близких друзей, внучатых племянников Павла Миллера. В бумагах сестра нашла скромную папку, на которой рукою Павла Миллера было написано: "Литературные мелочи". 37 страниц пушкинских рукописей, четыре клочка бумаги с записками поэта юному лицеисту Паше Миллеру; большой автограф секретных пушкинских примечаний к "Истории Пугачева"; несколько писем, в основном к Бенкендорфу.
Самый поздний документ - 4 голубых листочка, несколько протершихся на сгибах. Письмо с сообщением Бенкендорфу о несостоявшейся в 1836 году дуэли. Отправлено не было... У верхнего края первой страницы письма стершаяся карандашная запись рукою П. И. Миллера: "Найдено в бумагах Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года".
Нет оснований не верить Миллеру. Вероятно, неотправленное письмо от 21 ноября было обнаружено при посмертном обыске. На другой день, 11 февраля, письмо было доставлено адресату, и пройти мимо Миллера оно не могло. Миллер через некоторое время, как обычно, взял письмо Пушкина себе...
14-го февраля его текст был уже в руках Вяземского и других друзей Пушкина, составлявших "дуэльный сборник".
Комментариев нет:
Отправить комментарий